На мгновение Астрид, погруженная в свои странные наблюдения, отвлеклась и совсем забыла, где находится. Мама грубо дернула ее за подол темной юбки, возвращая к реальности. Девушка тут же опустила голову и сжала пальцы так, что лунки ногтей погрузились во влажную от дождя землю. Нельзя проявлять неуважение во время ритуала, нельзя разглядывать жрецов слишком долго, нельзя заглядывать под их маски во время таинств – это были простые правила, известные даже малым детям.
Смотреть можно только на смерть.
В момент ритуала каждый житель мог открыть для себя великое таинство, став свидетелем конца нити жизни. Крик оленя был так похож на человеческий: надрывный, истошный, опустошающий. Астрид не могла его слушать, не могла вынести боль, наполнившую каждый звук, однако страшнее всего было то, что та боль была не физической. Животное чуяло дыхание смерти на своей шее, чувствовало холод, постепенно сковывающий мышцы.
– Это – наша жертва богам, – низким голосом произнес молодой жрец, сильнее стискивая клинок. – В надежде на милосердие и прощение мы молим о снисхождении, молим о прощении и жизни, но даже молить не смеем о благоволении. Мы принимаем нашу судьбу, желая лишь служить богам не из страха, но из нужды.
Это были привычные слова, сопровождавшие каждый кровавый ритуал с подношением богам после голода, болезней, смертей или неудач. Астрид подозревала, что причиной внеочередного ритуала стала ее сестра, поэтому она закрыла глаза и возымела смелость попросить о ее возвращении.
Олень кричал в последний раз, пока жители, закрыв глаза, думали о своей судьбе. Животное разрывалось от предсмертной агонии, наполняя разум каждого очищающим воплем.
Астрид открыла глаза, ненароком подглядывая за действием жреца. Он вытер окропленное кровью лезвие о шерсть и наклонился к голове оленя, легким движением проводя пальцами по макушке.
– Твоя битва завершена, – еле слышно прошептал он и поднял голову.
Девушка пораженно замерла, осознав, что глядит прямо в пустые глазницы черепа, используемого в качестве маски. Страх сковал тело, не давая отвести взор или склонить голову в осознании собственной ошибки. Однако и жрец не спешил отвернуться или публично пристыдить Астрид. Они смотрели друг на друга бесконечно долго, потому что время замерло, будто озеро от затяжного жестокого мороза. Наконец мужчина жестом указал склониться, а девушка, очнувшись от небытия, повиновалась.
– Это животное убил не нож, – громогласно провозгласил жрец. – Сердце его остановилось до того, как лезвие коснулось кожи, потому что страх ядом растекся по его венам. Я хочу, чтобы вы помнили, что такое может случиться не только с оленем.
Охотники подносили глиняные чаши, которые жрец щедро наполнял стекавшей на землю кровью, затем он зачерпнул отвар из стоявшей рядом миски и передал напиток сидевшим рядом людям.
– Страх и сомнение – главные посланники врагов, борющихся не за земли или пропитание, а за ваши души, – громко говорил жрец, пока люди поочередно испивали отвар. – Вы – стражи, такие же охранники, как наши жнецы, рыскающие по лесам в поисках следов животных и противников. Стойкость и вера – ваши щиты.
Чаша оказалась в руках Астрид, она с сомнением глядела на вое отражение в мутной коричневато-бордовом отваре. Исходящий аромат заполнял легкие запахом отвар, влажной земли и мокрого железа. Девушка закрыла глаза и приложила губы к чашке. Голова становилась тяжелой, а тело невыносимо легким, будто его могло подхватить порывом ветра и унести ввысь, к грузным тучам.
