Я шла по пустым коридорам школьного здания. Молодая женщина в хиджабе заходила в класс, в руках держала ведро и швабру. Избегая столкновения взглядами, она торопилась приступить к своим обязанностям. Первые звуки «хааа» уже сорвались с моего языка, но, поймав явный сигнал непринятия, остаток слова «ло» я произнесла почти беззвучно. «Коллега по эмиграции, – подумала я. – Ещё и без знания языка, скорее всего». Эмоциональная скованность бросалась в глаза моментально. Я была с ней хорошо знакома…
Я эмигрировала в Германию в 2012 году. В Москве познакомилась с русским немцем, потом вышла за него, потом переехала. Мне было тридцать. Розовые очки о счастливой продвинутой западной жизни слетели почти сразу. Начинать жизнь с нуля оказалось не так романтично.
О своём высшем педагогическом образовании я почти позабыла. Ещё на родине, в моём родном городе, найти место учителя иностранного языка было нелегко. В далёком 2004 году я даже предпринимала робкие попытки. Судя по объявлению в газете, в глухую деревню требовался учитель немецкого. По указанному телефону я так и не смогла дозвониться: видимо, даже аппарат противился моему трудоустройству по профессии. Поэтому специальность «филолог» в резюме красовалась, но практического применения не имела. Мечтая о независимости, я переехала в Москву, но идея найти место учителя мне даже в голову не приходила. Я искала какую-нибудь ассистентскую должность, и довольно скоро нашлось место секретаря. Трудоголизм давал свои плоды, я быстро перебралась на одну ступень повыше, затем даже ещё на пару.
С Германией дела обстояли иначе. Она опустила меня до подвального уровня. В моём арсенале имелись два иностранных языка, опыт работы в крупной международной компании; я надеялась, что смогу найти что-то большее, чем должность уборщицы или кассира. Но не тут-то было. Если Москва моим слезам поверила, то Берлин даже не собирался. В столице РФ ждать звонков после размещения резюме долго не приходилось. Последнее место я нашла за три дня, на четвёртый уже трудоустроилась. В столице ФРГ мне понадобилось больше четырёх месяцев, чтобы пройти все круги собеседований, и ждать ещё два до фактического начала работы.
Сперва социальная изоляция напоминала блуждания психа-одиночки. Несмотря на то что мы жили в сердце мегаполиса, чувство пустоты всегда шагало где-то рядом со мной. Муж днями пропадал в офисе. Выходные незаметно пролетали в хлопотах – мы обустраивали съёмную квартиру без мебели. Эта особенность аренды жилья сильно отличалась от московской. В Германии, как говорится, omnia mea mecum porto[1] – все тащили свои шкафы и кровати с собой. Я осознала, что в мои тридцать даже тумбочки собственной не имела.
Заводить новые знакомства не получалось. Резкая смена уклада жизни влияла на психику не лучшим образом, поэтому я фанатично искала работу в полной уверенности, что это и есть ключ к счастью. Трудоустройство обещало исправить ситуацию. И правда, стало как-то повеселее на душе. Мы легко и приятно общались с коллегами, такими же, как и я, эмигрантами из русскоговорящих стран – нас набрали на новый проект. Крупная немецкая компания с филиалами по всему миру предлагала аутсорсинговые услуги: продажи, обслуживание клиентов, решения по поддержке, кадровые услуги, обучение и решения для удалённой занятости. Головной офис базировался в Нюрнберге. Конкретно наша команда занималась проблемными ситуациями клиентов. Они заказывали товары крупной американской компании, которая развивала свой онлайн-сервис в России. По всем вопросам покупатели звонили в службу поддержки, то есть к нам. В итоге проблемные случаи мы решали на русском, устно отчитывались по-немецки, письменно обрабатывали запросы с техническим отделом по-английски.
