Но по закону свинства проснулась я в девять утра и, как ни пыталась уснуть по новой, ничего у меня не вышло. Пришлось вставать, приводить себя в божеский вид и готовить завтрак.
Это в двадцать лет, ещё в двадцать пять после отличной попойки и пары часов сна вскакиваешь бодрячком, и есть силы на новый виток празднования или запал на целый восьмичасовой рабочий день.
К тридцати годам я вдруг внезапно начала понимать, что полноценный сон мне милее разгульной ночи, отёки от алкоголя на утро меня не красят, да и настроение после убойной вечеринки совсем не весёлое. То ли я старела, то ли просто выгуляла весь свой лимит. Игната это в последние месяцы нашего брака злило. Он называл меня инертной, пресной и скучной. Уезжал гулять один, возвращался поздно, точнее поздно утром следующего дня, или не возвращался пару дней.
Я постояла у окна, дожидаясь, пока кофемашина отработает цикл. Кстати, её в своё время притащил Игнат, фанат бодрящего напитка. Я когда-то давно, желая угодить, научилась готовить его любимый кофе с перцем и лаймом в турке. И даже гордилась, когда бывший рекламировал друзьям эти мои умения, называя «кофейной феей». В последние годы я стала пренебрегать кофейными ритуалами, поэтому кофейный агрегат на нашей кухне появился со словами укора и упрёка.
Что удивительно, уходя, Игнат не забрал ничего, кроме своих вещей. Ну, шкаф, допустим, он бы не вынес, а вот почему оставил любимую кружку, гантели и дорогущий виски, для меня так и осталось вопросом.
Во дворе уже выхаживал молодой папаша с коляской из первого подъезда. Во сколько же он встал, что уже наматывает километры, выгуливая ребёнка? Вот к нему выскочила жена, вся дёрганная, нервная, растрёпанная. Сунула в руки мужу термостакан, а в коляску плед и повелительно махнула в сторону лесопарка. Мужчина кивнул и послушно потопал на выход, здороваясь по пути с собачниками.
Сигнал о готовности кофе вывел меня из состояния медитативного наблюдения за жизнью двора. На душе было муторно и неспокойно. Я знала своё такое состояние, когда достаточно одного косого взгляда бывшего или собственной печальной мысли, чтобы разреветься и уйти в мини-депрессию, раздумывая над бессмысленностью бытия. Игнат в такие моменты или психовал, или принимался закручивать мне гайки, пока резьба не сорвётся. Я злилась на него, на его чёрствость, пыталась держаться в спокойном состоянии изо всех сил.
А потом мне психолог объяснила, что это защитная реакция психики на стресс. Если сил терпеть нет, надо сесть и поплакать, а не сдерживаться до того момента, когда критическая масса перевалит допустимую отметку. Я теперь, прекрасно чувствуя приближение напряжения, устраивала себе «головомойку». То есть садилась в тишине и покое и принималась вспоминать о прошлом, о детстве, о тех моментах, которые заставляли меня плакать. Я жалела себя, ревела, но с каждым разом становилось легче. Как будто со слезами выходил гной с души, накопленный годами моего молчания.
Самое главное не застрять в этом состоянии саможаления и не злоупотреблять «головомойкой». Иначе пропадёт терапевтический эффект.
Я принялась за завтрак, всё ещё рассуждая, заняться чем-то полезным или всё-таки поплакать, когда на экране телефона отразился неизвестный номер.
— Алло, — ответила, ожидая услышать про очередную акцию на профессиональную чистку зубов или условия сверхвыгодного кредита.
