Ты моя слабость - страница 12
Он дрожал. Я даже чувствовал этот дрожь кожей. Ненавижу страх. Ненавижу слабость. Особенно у тех, кто до этого строил из себя умного.
– Это не я, – шёпотом. – Слово. Кто-то другой… Том сам…
– Том сам? – переспросил я, наклоняясь ближе. – Том – архитектор. Не солдат. Не крыса. Кто-то подтолкнул его, и я хочу знать, кто. Или, клянусь матерью, ты здесь сдохнешь. И даже никто тебя искать не станет.
Он всхлипнул. Жалко.
– Имя, – тихо сказал я. – Мне нужно только имя.
Риккардо крепче сжал его за плечо. Тот дёрнулся, закашлялся, попытался встать – и снова упал на колени.
– Имя. Или пуля. Выбирай быстро.
Секунда. Две. Три.
И он выдохнул:
– Федерико… Он… он ему платил. Я слышал. Это Федерико. Из "Мартини". Они с Томом что-то мутили за спиной. Клянусь!
Федерико.
Я закрыл глаза. Проклятый Федерико.
Теперь всё сходилось.
И теперь мне предстояло сделать то, что я всегда делал хорошо:
Закрывать вопросы.
С грязью. С болью. С кровью, если надо.
Потому что никто, блядь, не трогает моё имя. Никто не лезет ко мне за спину.
А девочка… Эмма… она ещё не понимает, во что вляпалась.
Но скоро поймёт.
Или я ей объясню.
Мразь лежала у моих ног, захлёбываясь соплями и кровью. Сначала кричал, потом стонал, теперь просто хрипел. Мне даже стало скучно.
Я медленно опустился на корточки рядом, посмотрел ему в глаза. Они бегали туда-сюда, как у крысы, загнанной в угол. Потому что крыса и есть. Только у настоящих крыс больше чести.
– Слушай, – тихо сказал я. – Я тебя даже немного понимаю. Жить хочется, да?
Он закивал. Часто, резко. Слишком быстро, как собака, которую били слишком часто.
– Хочешь жить?
Снова кивок. Уже с надеждой. Вот за это я их и ненавижу – за эту дешевую, липкую, вонючую надежду.
Я достал пистолет. Медленно. Нарочно медленно, чтобы он прочувствовал. Навёл прямо между глаз.
– Так вот, – сказал я спокойно, – мне похуй.
Выстрел. Один. Точный. Прямо в глаз. Чтобы красиво.
Мозги – на бетон. Красиво размазались, как мазня на холсте. Художник, блядь.
Я встал. Протёр рукавом пальто рукоять – не люблю оставлять лишние отпечатки, даже если вокруг только свои. Чистота должна быть во всём. В делах. В убийствах. В мыслях.
Сигарета – в зубы. Щёлк зажигалки. Глоток дыма – и сразу спокойнее.
Повернулся к своим.
– Убрать.
Они знали, что делать. Работают молча. Я работаю с молчащими. Те, кто много говорит, – долго не живут.
Пошёл к машине. Открываю дверь, а сам думаю: Федерико, тварь, это только начало.
За рулём уже сидит мой водитель Нико. Его привёз Рикардо – мой консильери, тот самый, кто всегда молчит, но я вижу, как он на меня смотрит краем глаза. Привык. Он со мной давно. Он знает: если я стреляю – значит, так надо.
– Нико, – говорю я, – довези меня до чертова бара. У меня есть пара дел.
Нико кивает. Молчит, как всегда.
Я еще раз проверяю, что у меня наготове – и чувствую, как камера в доме ловит каждый ее шаг. Шаг Эммы. Даже тут я не отпускаю контроль.
Я смотрю на экран – Эмма всё ещё сидит в гостиной, как в клетке. Глаза красные, губы сжаты, но уже не рыдает. Она пытается собраться, и я это вижу. Не просто вижу – я чувствую, что у неё хватает силы не сломаться.
– Занесите ей еды, – приказываю я через рацию охране. – И купите новые вещи. Всё, что нужно, чтобы она не чувствовала себя здесь пленницей. Пусть будет чисто и удобно.
Охранники кивнули и исчезли в коридорах особняка. Я не люблю показывать слабость, но в этой игре иногда приходится проявлять терпение и даже заботу – иначе всё полетит к чёрту.