Катя любит быть в курсе личной жизни других и не может пропустить сенсацию.
— Оставайся там, — шумно вздыхает она. — Сейчас буду.
Ежусь, дергаюсь и ловлю на себе подозрительные взгляды еще толком не проснувшихся официантов — я ворвалась сюда сразу после открытия, чем нехило их разозлила.
Дерьмовый пережженный кофе обжигает глотку, у меня зудит сердце, зудит тело, скинни натирают живот, будто внезапно уменьшились в размере, или это я чересчур растолстела.
Мысли никак не обретут стройность, а эмоции — покой.
Харм... Дьявольское отродье. Его душа темна, история жизни покрыта мраком, цинизм непомерен, глаза прекрасны, а губы...
— Мне нужен не кофе! Мне нужна водка! — в отчаянии рычу, но из-за кассы отвечают:
— Спиртное мы не продаем.
Вспыхиваю от стыда и собственной тупой никчемности. Ничего не было, но даже почти невинные развлечения сегодняшней ночи вывели меня из строя настолько, что понадобилась скорая помощь в лице бывалой Кати — мне нужно узнать, как она морально справляется с последствиями злоупотреблений и случайных связей, и попытаться успокоиться.
Дискомфорт внизу живота превращается в нестерпимое жжение. С грохотом отодвигаю стул и через весь пустой зал бегу в туалет.
В дамской комнате расстегиваю пояс и молнию на скинни и вдруг обнаруживаю под ней приклеенный пластырем слой пищевой пленки.
Какого хрена?!
Чертыхаюсь, быстро отдираю пластырь и пленку и различаю на коже черную надпись. Татуировка...
Не может быть. Да, я сама попросила, но... когда Харм успел?
Неужели я лежала в такой глубокой коме, что даже не почувствовала, как он ее набивал?
Поддерживая джинсы за шлевки, подпрыгиваю к зеркалу, приподнимаюсь на цыпочки и, прищурившись, пытаюсь разобрать в отражении перевернутые буквы.
I... w... a... I wanna become Harm for you.*
Ох, блин!..
Осознание бьет кулаком под дых. Перед глазами взвиваются разноцветные звездочки, в ушах шумит.
Плюю на палец, остервенело, до покраснения, тру надпись — она жутко болит, но не стирается.
Каким же надо быть моральным уродом, чтобы сотворить такое?
Эта фраза может стать большой проблемой, если Артем увидит ее.
Из шока и оцепенения меня выводит вибрация телефона. Катя уже здесь, и я, с невероятной скоростью влетев в стадию принятия, смиренно тяну молнию вверх и для надежности прикрываю художества Харма толстовкой.
Натыкаясь на стулья и сшибая углы, спешу к подруге: та приветливо машет мне из-за дальнего столика.
***
— Дворник? Уличный музыкант? — Катя в ступоре в десятый раз за минуту заправляет за уши короткие светлые волосы. — Но это так на тебя не похоже!
— Ты не знаешь главного! Он... в школе учится!
Катя открывает рот, но не находит слов и забывает его закрыть. Похоже, мне в кои-то веки удалось избавиться от амплуа серой мыши и ее поразить.
Я вскидываю руки:
— Эй, ты его даже не видела! Он вполне тянет на взрослого! — пытаюсь оправдываться, хотя глубину своего падения в полной мере осознаю.
— Ты была пьяной?
О своем вчерашнем состоянии я никому не поведаю даже под страхом смерти, поэтому молча склоняю голову.
— Почему ты вообще пошла к нему? — Катя презрительно поднимает бровь, и я винюсь:
— Видимо, он умеет отключать мозги... И еще. Он набил мне татушку.
— Ч-чего?.. — заикается Катя. — Ты с ума сошла? Какую?
Заливаюсь краской, разглядываю трещины на пластиковой столешнице и мямлю:
— Написал, что типа хочет меня испортить... Как думаешь, Артем сможет это принять?
