– Вставай! – тюремщик дернул за цепь, вздергивая его на ноги – Вверх!
«Не в допросную», – промелькнуло в голове Юста, и он всхлипнул от облегчения. С трудом заставляя себя передвигать ноги, он поднялся по ступеням и покорно шагал, куда его вел надзиратель. Они пришли в какую-то комнату со скамьями вдоль стен и маленькими зарешеченными окошками.
Здесь были окна, и через них лился свет! Юст снова видел солнечный свет!
Он непроизвольно шагнул к окну, и надзиратель тут же рванул его за оковы:
– Стой на месте!
Юст едва обратил внимание на окрик, потому что заметил Кенлара. Тот был одет в традиционную сенаторскую тогу – белую, с пурпурной каймой. На шее висела тяжелая золотая цепь с совой – символом Совета Двенадцати. И два знакомых перстня на правой руке – с рубином и бриллиантом – Юст тоже углядел.
Он стоял перед Кенларом немытый, со слипшимися спутанными волосами, трясущийся, дрожащий, жалкий, затравленный. Фаланги пальцев покрыты были спекшейся кровью, грязное грубошерстное рубище, которое ему позволяли надевать в камере, присохло к ранам на боках, оставленных раскаленным железом.
Кенлар окинул его отстраненным взглядом – внешне совершенно бесстрастный, хладнокровный, светло-серые глаза кажутся сделанными изо льда. Однако Юст сразу ощутил исходящее от него знакомое тепло, потянулся, ловя, и немного отогрелся. Он глубоко вздохнул, стараясь унять сердцебиение, вызванное преждевременным облегчением и всколыхнувшейся надеждой.
– Я договорился, чтобы тебя отпустили, – сказал Кенлар спокойно. – Но домой тебе в таком виде нельзя – стоит поберечь твою мать и сестру… Пусть эти упыри сначала приготовят ванну и дадут тебе что-нибудь переодеться.
Юст отчаянно замотал головой, посмотрел почти умоляюще, прошептал пересохшими растрескавшимися губами:
– Забери меня, пожалуйста, отсюда… Прямо сейчас.
Кенлар поймал его взгляд, моргнул и после короткой заминки произнес:
– Хорошо. В таком случае поедем сначала ко мне.
Его голос по-прежнему звучал ровно и бестрепетно. Он подошел ближе, еще раз осмотрел Юста с ног до головы и, обратившись к надзирателю, приказал:
– Снимите оковы!
Тот повиновался, хоть и без всякой охоты, отцепил висевший на поясе ключ, всунул в замочную скважину. Замок со скрежетом щелкнул, Юст высвободил руки, шагнул к Кенлару и ухватил его за предплечье, не обращая внимания на боль в покалеченных пальцах, так сильно, что чуть не оторвал кусок тоги.
Он все еще боялся верить…
Кенлар, осторожно поддерживая Юста за плечо, подтолкнул к выходу в коридор. Юст шел на задеревенелых ногах, страшась оглядываться и считая шаги, приближавшие его к свободе.
На улице было раннее утро, дул легкий бриз. Юст зажмурился от бившего в глаза рассветного солнца, по щекам потекли слезы. Он так быстро забыл, что такое солнечный свет и как это здорово – просто подставлять лицо теплым лучам! Кенлар провел его через внутренний дворик, весь усаженный цветами, к одному из боковых входов, сунул старшему стражнику сложенный вдвое лист. Пока тот читал, сердце Юста скакало по всей грудной клетке и больно билось о ребра. Затем стражник вернул Кенлару бумагу и кивнул, разрешая пройти. Когда стены Инквизиторской крепости остались позади, Юст не стал оглядываться за спину. Он надеялся, что никогда больше, НИКОГДА БОЛЬШЕ не окажется там, внутри.
У причала под Длинным мостом их ждала лодка с навесом и знаком Совы на корме. Юст запрыгнул на борт, Кенлар сел напротив, приказал гребцам отчаливать и задернул занавески.
