Ишь какой образованный! Ингар поскреб шрам на скуле, думая, как бы половчее перевести разговор на более полезную тему, но Керт Тривим и сам решил не посвящать Ингара глубже в теорию кочевых нашествий и добровольно вернулся к прежним предметам обсуждения.
– Некоторые мои иностранные приятели потешались над «любовью элмаденцев к роскоши», как они это называли. А другие, напротив, завидовали, – заметил магистрат.
– А этот ваш знакомый лиорентиец? – спросил Ингар.
Ему и в самом деле было любопытно, да и тема, в отличие от гухульской, была многообещающая. Вдруг Тривим сам выведет себя на чистую воду, где-нибудь проговорится? Вдруг среди этих «иностранных приятелей» есть и маги?
– О! Он-то как раз потешался больше всех! – Керт Тривим улыбнулся – видно, чувствовал себя свободно. – Впрочем, он над всеми потешался, и над собой тоже. Пока я не поехал жить в Лиоренцию, я думал все лиорентийцы такие. Оказалось, нет. Ничего подобного.
– Лиорентийцы разные, – заметил Ингар. – Как и люди в целом.
– Верно. Но все же в представителях одного народа есть и общее, благодаря среде, в которой они выросли – не в характере, так в мировоззрении и разделяемых ценностях.
– Отчасти, – уточнил Ингар.
– Отчасти, – снова не стал спорить магистрат. – У вас власть предержащие играют в свою игру – в равенство и непритязательность. Нобили делают вид, что не сильно отличаются от простолюдинов. Что перед законом и Пророком – точнее, перед Церковью – все равны.
– А вы называете это лицемерием.
– Да, – открыто признался Тривим. – Потому что равенства в Лиоренции на самом деле нет, и большинство граждан это понимает. Но считает, тем не менее, что лучше притворное равенство, чем никакого. Я думаю, до Катастрофы тоже было так – ведь люди разные, как вы сами справедливо заметили.
Ну вот, они так и болтали. Магистрат говорил крайне опасные, крамольные вещи, Ингар его не одергивал, но ничего полезного пока узнать не удалось.
– Значит, вам не понравился Лоретто? – спросил Ингар.
– Отчего же?
Керт Тривим вежливо похвалил архитектуру, термы, картины, театр, даже балы и поэтические вечера.
– Ну, ваш-то особняк был одним из самых роскошных в городе, – продолжил Ингар тему. – И о вашей привезенной в Лоретто коллекции я слышал, хотя вы и не сочли меня достойным увидеть ее.
– Мы с братом не знали! – Тривим опять покраснел. – Не знали, что вас интересуют подобные вещи! И, к сожалению, не имели чести водить с вами личное знакомство, иначе, конечно же, при первом вашем слове…
Ингар хмыкнул. Однако Тривим хоть и смутился, но упоминание сокровищницы его не встревожило, будто бы они с братом не держали там ничего противозаконного.
– Мне рассказывали, что среди предметов вашей коллекции были и заспиртованные человеческие органы.
– В чем вы меня подозреваете? – Уже второй раз за сегодняшнюю прогулку вскинулся Тривим, и даже голос у него сорвался. – В том, что я имею отношение к смерти их прежних владельцев?
– Упаси, Пророк! Ни в чем таком! – снова принялся отнекиваться Ингар.
– Анатомическое препарирование необходимо для развития медицины и науки! – с горячностью воскликнул магистрат.
– Безусловно! – примирительно заметил Ингар. – Моя жена не устает мне повторять то же самое!
С передовой шлюпки раздался предостерегающий возглас:
– Гухулы по левому борту!
Ингар приставил к глазу подзорную трубу, изучая заросли. И вправду – гухулы, пришли поить коней и верблюдов.
