У каждой свое эхо - страница 21



Мария едва заметно кивнула. Она понимала, что путь наверх редко бывает ровным.

– Старый коллектив разошёлся. Кто с обидой, кто с завистью. Не смогли принять, что я, такая же, как они, а стала хозяйкой. Зависть – страшная штука! А деньги, да… Они ведь не с неба падали? Это был труд, ночи без сна, глаза, опухшие от машинной строчки. Бывало, что на хлеб не хватало, а заказ сдать нужно. Рабочий день заканчивался, работники ушли, а я садилась за машинку и шила до утра. Помню, как сидела в ателье одна, ночь, тишина, а страха не было. Только стук иглы и мои мечты. А Витя спокойно спал и ждал, когда начнут валиться деньги. Но я настолько привязалась к нему, что об этом даже не думала, и обиды не было.

Арина опять замолчала, и Мария почувствовала, что сейчас идёт речь о самом сокровенном, поэтому такие тягостные перерывы.

– Когда стало немного легче, купили с Виктором двухкомнатную квартиру, потом машину купили. Казалось, всё встало на свои места?! Тогда я основательно вспомнила про семью. Возникло странное, почти острое желание, собрать всех, помочь им, сделать добро. Может, совесть проснулась, а может, просто устала жить только для себя?! Сестра как раз окончила институт, по распределению попала в нашу область. В совхозе ей выделили половину дома. Участок большой, жить можно.

Как будто что-то объясняя, самой себе, Арина тихо усмехнулась и покачала головой.

– Полинка отбила телеграмму, мы с Виктором поехали встречать. И тут я, увидев её, чуть в обморок не грохнулась, она с пузом приехала! Ни слова до того, ни намёка. Но не ругала, что уж теперь? Посовещались с мужем, закупили мебель, бытовую мелочь, и отвезли всё в деревню. За выходные всё расставили, обустроили как могли. Полина ничего не просила, даже не спрашивала. А я покупала, что сама считала нужным. Ей, кажется, было важно просто, что мы рядом. Потом стали ездить почти каждые выходные, и всегда с чем-то. То посуда, то постельное, то продукты. Мне казалось, что вожу возом не просто так, ощущение было, что откупаюсь! Но мне нравилось, я прямо азарт испытывала, когда сначала ходила по магазину, а потом выгружала из машины.

Мария чуть улыбнулась, почувствовав в этих словах не только заботу, но и радость бытия, простую человеческую теплоту.

– Вскорости приехала мама. Она всё знала от сестры, но от меня скрывали. Боялись. Мама осталась у Полины насовсем. Говорила, что помогать надо с маленьким, а на самом деле, думаю, просто не хотела жить с братом. Он к тому времени был уже полным алкашом; не женат, без детей. Спился окончательно. Умер рано. Мы с мамой съездили, похоронили, квартиру сдали, потом продали. Я после того случая только раз ездила в родной город, когда оформляла продажу. А потом будто отрезала! Гнетущее состояние было, ведь там я начала падать в пропасть.

Арина замолчала, положила руки на живот и тяжело вздохнула.

– Вот выйду отсюда, – медленно проговорила она, – и первым делом поеду к Полинке. На могилки к маме схожу. Нужно, очень. Не всё ещё отпущено, не всё прощено. Сердце просит вернуться хотя бы на день туда, где началась моя дорога к выздоровлению. Виновата я перед ней, а при жизни мы ни разу не поговорили по душам, а теперь меня это мучит!

Арина замолчала. Мария не нарушала тишину. Она знала, что сказанное Ариной не было просто воспоминанием, это было обещанием самой себе. Шагом, который она сделает, как только снова станет свободной. В этом было и покаяние, и надежда, а главное – желание жить. Жить по-настоящему, а не существовать. И в этом вся Арина, скорбящая, покаянная!