– Прошу вас, Амелия, давайте отложим разговор.
За столом, накрытом на пятерых, чинно восседали лорды, не притрагиваясь к приборам до появления всех участников обеда. Фрау Розалинда отдавала последние распоряжения по хозяйству, а потому заметила нас первая.
– Мы вас заждались, юные леди. Поторопитесь за стол, пока мужчины не осерчали.
Мы юркнули на стулья, смиренно сложив руки на тканевые салфетки, укрывающие колени. Предупредительные служанки наливали горячий суп, отдававший дымком костра, накладывали хорошо прожаренное мясо, салаты и свежий, еще горячий хлеб. Я готова каждый раз креститься левой пяткой, радуясь отпавшей необходимости готовить.
И молчать до посинения, слушая как мужчины хвалят друг друга за то, что сразу вывели неблагонадежного Лестера на чистую воду.
– Луиза, ты сейчас суп вскипятишь взглядом, – матушку, казалось, ничуть не смущали мужские разговоры. Вряд ли она вообще к ним прислушивалась.
– Простите, фрау. Просто негодую на лорда-жениха и страшусь за судьбу Амелии.
– А нечего страшиться, – довольно откликнулся Мертон, разламывая ароматный хлеб. – Дочь у меня красавица, я полагаю, к ней еще принцы соседних держав в очередь выстроятся.
И как ты до этого только додумался, любезнейший. Не иначе светлым умом в два прыжка дошел.
– Будь осторожен, друг, принцы иногда бывают покапризнее дочерей, – пошутил герр. – Хотя моя в капризности никого не переплюнет: графы ей не по нраву, княжичам отворот давала, перед маркизами дверью хлопала. Не дочь, а наказание.
Ай да молодец, Луиза, пусть ей там не чихается, где бы она сейчас ни была. Я не раз задумывалась, куда делась настоящая дочь герра, и втайне пару раз попросила мироздание помочь ей не очнуться в канализации.
– В Рагонде нам ее капризность аукнулась, – поморщилась матушка. Забавно у них тут: вилку перепутать – невоспитанность, а живого человека при нем же обсуждать – обычное дело.
– Ничего, с этой бедой мы сладим. В следующем месяце сразу после ярмарки назначу аукцион и вылетит наша пташка из отчего дома.
Э-э-э-э, пардон, что он сейчас сказал?
Глаза Амелии расширились, в противовес прищуренным очам фрау, которыми та отслеживала мою реакцию. Потрясенная подруга смотрела на меня со смесью ужаса и искренней жалости, а я все никак не могла взять в толк, о каком аукционе речь.
– Бросит тень на вашу репутацию, – предупредительно высказался Мертон, прогнав с губ легкую высокомерную улыбку.
– Да что уж там, кому в Рагонде еще не известно о нашем перестарке? Пусть хоть порадуется напоследок, как высоко мы ее ценим.
Он. Собрался. Продать. Меня. На. Аукционе? Живого человека? Как скотину, как рабыню или кресло с его завода?
– И то верно. Засиделась леди в девушках, наверняка извелась вся от беспокойства. Приношу свои поздравления, леди Луиза.
Я подняла растерянный взгляд на «родителей». Нет, они совершенно точно не были подлецами или корыстолюбивыми мерзотными людишками, и искренне заботились о своей дочери, позволяя мне даже чуть больше, чем здесь позволяется леди. Так почему?
– Все будет хорошо, девочка моя, – с неожиданной теплотой посмотрел на меня герр Вольдемар. – Скоро все обязательно будет хорошо.
Нет. Нет. Нет. О, господи, нет! Мне не показалось и никакой ошибки нет – они и правда верят, что я страстно хочу замуж, рыдая по ночам от одиночества и невостребованности.
Слова застряли в горле. Обед подходил к концу, а я не смогла выдавить из себя ни звука, стойко борясь с желанием запустить ложкой в суп. Главное, не падать духом, выход найдется всегда. Даже если тебя съели и почти переварили, у тебя есть целых два выхода, так неужели я не смогу найти намного больше альтернатив?
