Пятьдесят первый год, центральная Россия, степной край с посадками лесополос от суховеев. В посёлке нашем родители держали корову и все члены семьи, кто как мог, должны были участвовать в заботах о кормилице. Мне тринадцать лет. И каждый день летом я должен за пару километров ходить к лесопосадке, чтобы надрать ползучей травы повилики, набить ею большой рогожный мешок и притащить домой это коровье лакомство для вечерней трапезы нашей обожаемой животине, когда она вернется из стада.
В этот раз увязался со мной пятилетний братишка – он уже попробовал эту работу и ему понравилось помогать мне в этом деле.
Мы уже приближались к лесопосадке, когда вдруг навстречу нам показалась небольшая кучка пчёл. Летели пчёлы, скорее всего, по своим делам, им было не до нас, но брат мой принялся отчаянно махать руками (чего делать никак нельзя, потому что пчёлы воспринимают такие движения как угрозу). «Замри!» – крикнул я, но было уже поздно. Крылатая эскадрилья изменила направление и ринулась в атаку. Крутанув мешком над головой брата, я сумел сбить пчёл на землю. Но какая–то из них, отряхнувшись от пыли, стрелой взвилась и ужалила меня прямо в переносицу (брат отделался лишь испугом).
Очень скоро я почувствовал, что как–то странно тяжелеет мое лицо. К вечеру же оно и вовсе раздулось, как шар, кожа натянулась, приняв фиолетовый оттенок, на ощупь я её практически не ощущал, а глаза превратились в щёлки – почти закрылись. Перепуганная мать повезла меня на станцию – к доктору. Тот, увидав меня, даже рассмеялся, а мать успокоил, сказав, что всё рассосётся, что вид такой у меня оттого, что жало угодило прямо в сосуд и пчелиный яд дал такой эффект.
И всё бы ничего, да реакция на вид мой была не из приятных. Едва заметив меня, соседская коза, заверещав, дала деру, чего раньше за ней не наблюдалось. И пацаны надоедали: образовались целые экскурсии, чтоб на меня поглазеть. А кто–то из них даже сформулировал такую мысль: если мне хорошенько съездить по роже, то всё пройдет. Я тогда озлился на такое заявление, но то, что произошло дальше…
В воскресный день на нашем стадионе был фубольный матч приезжих футболистов. Таких событий мы, разумеется, не пропускали. Я сидел на траве за линией ворот, наблюдая за игрой. Нападающий пробил по воротам, промазал и удар мячом пришелся прямо мне в лоб, отчего я опрокинулся на спину. Я и видел–то всё ещё плоховато, потому и не среагировал – не отклонился. Наверно с минуту стоял сильный звон в ушах, но боли никакой не было – так… ломота какая–то. Зато через день к вечеру глаза мои уже открылись на мир как следует.
А вот случай другого рода.
В хорошую погоду мы ходили пешком в школу–десятилетку, которая была в пяти километрах от нашего посёлка. В плохую погоду, особенно зимой, поселковых школьников возили на занятия в крытом грузовичке. В одно зимнее утро, как обычно, мы, несколько школьников, собрались в гараже и стояли возле машины, ждали, когда водитель заведёт полуторку. Дело было знакомое: вот сейчас он покрутит рукоятку, заведёт, потом прогреет хорошенько мотор и скомандует нам забираться в кузов.
Но машина не заводилась. Шофёр раз за разом забирался в кабину, колдовал там с подсосом, слезал, обходил капот и снова брался за рукоятку…
Тут и стряслась беда.
Как потом выяснилось, рычаг коробки скоростей почему – то не был, как положено, в нейтральном положении, а стоял на скоростном режиме! То ли сам он его как–то задел или, может, кто–то из пацанов раньше успел побаловаться да забыл вернуть на нейтралку… При очередном повороте рукоятки двигатель вдруг взревел и на наших глазах машина бросилась на своего хозяина, прижав его передком к деревянному верстаку. Я опешил, растерялся. Прямо передо мной на льду замерзшей лужицы крутились на одном месте задние колёса полуторки.
