В беде и радости - страница 5

Нечего сказать, каким–то чудом я избежал – казалось бы, неминуемой – гибели. Помогло тут ещё одно обстоятельство: уже давно в летнее время река была для меня родной стихией, в которой я чувствовал себя как рыба в воде. Так что внезапное падение в воду, даже ледяную, само по себе не стало для меня чем–то ужасным, лишающим рассудка. Но всё равно: сам факт, что я спасся, выбрался из безнадёжной ситуации, был просто настоящим ослепительным чудом, ярко осветившим всю мою жизнь.

Как водится, скоро об этом я уже забыл – мы переехали в другой район области и знакомство с новой обстановкой и местной ребятнёй вытеснило прежние переживания.

Жили мы тогда в посёлке, расположенном на холмистом и овражистом краю лесного массива – как раз на границе леса и степи. Жилые дома и другие постройки в несколько уровней лепились по склонам в виде подковы, в середине которой – окружённый оградой – разбит был ухоженный сквер с памятником воинам, погибшим в Отечественную. С глухой стороны подковы прямо от домов начинался лес, с открытой – распахнутая до горизонта степь с выбегавшей отсюда дорогой, сообщающейся с внешним миром. И со школой тоже.

Разумеется, местных пацанов магнитом тянул лес, в котором было полно тайн от взрослых – в нем ещё сохранились следы войны. Я с ходу подключился к их набегам.

Попадались круглые воронки от снарядов, заполненные тёмной стоячей водой. Однажды нашли каску с пулевым отверстием в передней её части точно по центру – редчайший случай попадания, когда каска не спасает солдату жизнь. В одном месте, на краю поля возле опушки, обнаружили заросший густой травой участок оборонительных сооружений. Немного в стороне от старых, потерявших форму, окопов и ходов сообщения, нашли что – то похожее на блиндаж, а возле во рву аккуратно до самого верха были уложены какие – то сплошь оржавелые – ржавчина осыпáлась с них вместе с землёй – толстостенные, тяжёлые железные цилиндры. Каждый такой стакан был чем – то заполнен доверху, а из – под счищенной застарелой коркой грязи показывался чистый, цвета яичного желтка, спрессованный порошок – он легко выковыривался оттуда. Это был тол, который один из нас тут же придумал, как использовать. Старых, потемневших от времени, стреляных гильз здесь можно было найти сколько хочешь. В них насыпáли жёлтый порошок, на пеньке… сплющивали камнем узкогорлые концы, на проплешине над овражком разводили костёр и подбрасывали в него наполненные толом гильзы – те рвались на огне со звуками, похожими на выстрелы. А в одном укромном месте был найден ящик с патронами. Их – то мы горстями кидали в костёр – и тут же все сыпались в овраг. Тут уж через какое – то время поднималась самая настоящая стрельба, порой даже очередями, а то и залпами. Когда пальба перемежалась отдельными выстрелами, над оврагом было слышно басовитое гудение – то пролетали, кувыркаясь, залежавшиеся с войны пули.

Надо сказать, игры эти, по счастью, не имели печальных последствий. А ведь могли бы…

Приятнее всё же переживать происшествия комические.

Как–то осенью, возвращался я из школы с дружком–одноклассником моим Толиком (учились мы тогда в девятом классе). В тот раз мы оба были на велосипедах и, помню, был я простужен и донимал меня жуткий насморк. По пути Толик зазвал меня к себе и вышло так, что я застрял у него до ужина, когда вернулся с работы его отец. Меня пригласили к столу, и глава семьи налил нам обоим почти по полному гранёному стакану водки – возможно, он считал, что тем самым помогает нам стать настоящими мужчинами. Водка на цвет была зеленоватая и не слишком горькая, отдавала мятой. Как требовалось по этикету, я выпил стакан до дна и за обильной едой, тушеной картошкой с мясом, ничего особенного не почувствовал, лишь стало как–то хорошо внутри и тепло разлилось по всему телу. После ужина, не забыв, что меня ждут дома, на своём велосипеде я отправился восвояси и быстро проехал оставшиеся пару километров. Но уже возле самого моего дома внезапно – будто получил я мощный удар откуда–то… изнутри, – как подкошенный, грянулся наземь вместе с велосипедом. Поражённый, поднялся на ноги, осмотрел дорогу и ничего не мог понять: ехал я совершенно прямо и по сухому месту – мне ничего не мешало… В чём же дело? Что это за странный удар такой, который меня свалил? И откуда он? Я стал поднимать велосипед и тут вдруг меня повело, я завалился на другую сторону – во мгновение ока я сделался пьян! Зато как же хорошо спал я в ту ночь – без сновидений – и проснулся как огурчик… И от насморка моего не осталось и следа.