– Час потехи! Я жажду повергнуть кровавых бандитов и ужасных разбойников в прах! Надо пройтись и найти преступление: большое, маленькое, среднее. Любое! Но лучше всего – зловещее преступление на крыше! Или какое-нибудь завалящее зверское убийство в доме вивария. Или презренные бражники, обогащающие местных бутлегеров. Или злобные происки горбуна их Нотрдам-де-Пари. В конце концов, мелкий гнус в больших объемах может быть не менее увесист, чем матерый вор-рецидивист. Пошли-ка, Гусена, пошныряем по деревне, – напялив резиновый плащ и шляпу, позвал отец. – Нанесем удар какому-нибудь преступному синдикату или даже спруту. Будем, как хищная рыба, тщательно и бдительно, с полным пониманием проглатывать мелкую преступную мошку, проплывающую мимом нас. мы будем скользить по деревне бесшумные и невидимые, будто призрак и пузырь. Я поведу тебя к фузеям.
– Чего? – не понял я. – К кому?
– Ничего. За обстановкой бдительно следи, Гусена. Тиха в Бобровке нашей ночь, флеботомусы отдыхают, – процитировал ЧП. – Мы совершим фантастическое путешествие в опасной ночи, подобное эпической одиссее Одиссея, и сотворим подвиг, единолично сравнимый сразу со всеми двенадцатью подвигами Геракла. Если вышли на операцию, то заодно посмотрим, что на току творится.
Серп Луны ножом вспорол брюхо туче, отразившись холодным блеском разбавленного молока в отцовских безумных глазах.
– Там этот лишенец-погорелец Прокофьевич нынче сторожит, он вместо помершего Николая Кузьмича недавно устроился, – по пути важно разъяснял он. – Товарищ ненадежный, тот еще крендель, вполне может что-нибудь украсть себе, для дома, для семьи. А тут мы такие: потихоньку, тихой сапой, подбираемся с лопатой.
– У него же нет дома, – удивился я.
– Да? Нет дома? – Черный плащ почесал голову и с надеждой посмотрел на фонарь, качающийся по ветру.
– Его дом сгорел в прошлом году. Забыл?
– Дома нет, а украсть вполне может. В нем тайно, но явно укоренились дурные наклонности. Ладно, сейчас, как говорится, осуществим руководящую роль партии в битве за урожай и проконтролируем. Тихо! – отец перешел на шепот. – Смотри! Мы попали к шапочному разбору. Воруют! Воры завсегда проворнее сторожей. Скабрезные старики, опереточные комики, Ильф и Петров в одноэтажной Америке. Но коварным злодеям не уйти от карающей десницы благородного героя! Будем брать! Маэстро, урежьте туш! Чубайс, туши свет! Шурик, бросай ружье и всплывай, иначе зарэжут! Пошли, скрутим мерзавцев.
