В доме на берегу - страница 36




Мы больше не виделись, но я ей, конечно же, благодарен. Потому что, конечно же, у женщин есть секреты, которыми они обычно не делятся.

С тех пор, когда речь заходила о тонкостях композиции, я старался помалкивать. Кто его знает, действительно. Один, видимо знаток, вдруг мне заявил:

– Вы неправильно смотрите на ее правую руку.

Это было уже слишком.

– Джорджоне поймал одну очень странную вещь, – продолжал видимо знаток. – Это непроизвольное, чисто женское и даже игривое движение пальцев, покоящихся на страшном оружии. Она сама не замечает своего жеста. Она спокойна. О чем она думает?

– На первом плане левая рука! – только сумел я заметить. – Ее правая рука почти спрятана, по сравнению с левой…

– Да, конечно. И вы говорили, что эта деталь, почти спрятанная, вдруг переворачивает композицию? Ошибаетесь. Это точка начала новых искусств. Мы не знаем, о чем она думает! Ее безымянный палец вдруг переворачивает весь мир. И она даже не замечает своего жеста.



Это было уже совсем слишком.

– Кстати, – продолжал он. – Голова Олоферна тоже спрятана, хотя к ней сходятся все линии движения. Джорджоне не дожил до следующего этапа живописи – барокко, – который просто упивался жестокостью. Как они смаковали этот сюжет – вспомните их картины, как они любовались кровью на все лады. А Джорджоне нас мирит. Мертвая голова у него такая, как будто герой спит себе мирно.

Я не знал, что сказать.

– Да вы не волнуйтесь, – добавил знаток. – Подумайте: посреди беспощадного мира и божественной ласки – ее враг умер в самом счастливом сне, не увидев приближения смерти. Нам с вами это не суждено.

И тут же из глубины помещения выявился второй знаток. Он мне выглядел плохо, как-то искусственно. Похож на ворона, что ли.

– Какая пустая фантазия! – гаркнул он браво. – О чем Джорджоне думал, а? Бросьте-ка. Мысль гения известна до рубежа, который он поставил для нее своей композицией, и больше ничего нет. Ничего не выдумаете! Есть анализ картины, ее фабулы и ее создания. Все. А вы тут фантазию философскую расфуфыриваете. Бросьте-ка.

– Нет, – пробормотал я. – Кисть гения преодолевает рубеж, поставленный его мыслью…

– Да! – воскликнул первый знаток. – На рубеже мысли гения мы стоим теперь и строим наши воздушные замки и философии. Произведение живет, пока мы все, волнуясь, интерпретируем его для себя. Я настаиваю.

– Иллюзия-с – отрезал ворон. – Вы о том, чего нет? Произведение прекрасно, превосходно, проснитесь, профессионально проникнитесь! Оцените цельные пропорции композиции. Изучите ритм и идеи линий, изгибы и извивы изумительные! А вы свою иллюзию любимую юную только тут тараторите-то.


И я запутался окончательно. С тех пор я вообще молчу. И все же.

Еще раз. Встаньте перед Юдифью и переведите взгляд – медленно – с ее ступни на ее лицо.

Она немного двигается.

А как ваш взгляд переходит при этом – через левую руку ее или правую – мне больше не интересно.

Рина Пронина

г. Москва

Родилась и живет в Москве. Публиковалась в журнале «Новая литература» и в составе сборника «Времени тонкая тень»

(АЖЛ, том 8).

Из интервью с автором:

Стремлюсь писать впечатлениями, атмосферами, чувственными образами. Мои стихи – это поэзия мелочей, за которые цепляется взгляд, когда впервые входишь в комнату.

© Пронина Р., 2024

«Быть норкой мыши на поле битвы…»

Быть норкой мыши на поле битвы;
Быть хлебом, брошенным голубям.
Быть не молящимся – быть молитвой