В доме на берегу - страница 37

Без слов, прочитанной про себя.

Письма, спасенного из камина,

Быть парой сбивчивых кратких фраз;

Быть незаметным пучком морщинок

Вокруг прикрытых усталых глаз.

Быть самым первым сбежавшим гостем,

Сидевшим с рыбками в уголке,

И самой нижней насечкой с ростом

На облупившемся косяке.

«Ты хотел меня видеть, похоже…»

Ты хотел меня видеть, похоже,

И поэтому нервный и злой.

Я исчезну в пустынной прихожей,

Чтоб запомнить, как было одной.

Жаль, такие, как ты, не танцуют

И не пишут, дразня, ерунды.

Чей-то прадед с портрета, бликуя, Улыбается мне с высоты.

Час молчания перед уходом

Был счастливейшим в этом году.

Я уйду и запомню свободу.

Напиши мне, когда я уйду.

Напиши мне, что злишься от шума,

Глупых шуток и боли в висках;

Если больше не сможешь придумать,

Напиши все на трех языках.

Ты в западне, ты прижат турникетом,

Ты прикоснулся к ножу,

Но не целуй меня как сигарету, —

Я тебе не наврежу.

Милый и слабый, ты бросить не можешь

И на меня не смотреть:

Ты из молчания, мяса и кожи,

Из никотина на треть.

Ну и молчи. Синяки пожелтели,

Голос надорванный сшит,

Шумное сердце в прокуренном теле

Вместо тебя говорит.

Это безмолвие – ссохшийся панцирь —

Будешь смешно волочить.

Спорим, что я перестану смеяться,

Если ты бросишь курить?

«Ты принес на пальто затихающий город…»

Ты принес на пальто затихающий город,

Двор-колодец с чернеющей крышей без звезд,

Лед залива, что пасмурным утром был вспорот,

Шерсть собаки и сильный мороз.

Заскочил посмотреть, как актер до начала

Смотрит в зал из пронизанных пылью кулис,

И со смехом сказал, чтобы я перестала

По-московски сбегать с эскалаторов вниз.

Если в нашем подъезде погладил собаку,

Вымой руки теперь, – она точно больна.

Может быть, я взгляну, как размыт полумраком

Ты – фигура, ты – форма, прямая спина.

И рука моя, сжавшая ключ, на прощанье

Сразу стала, чуть дрогнув, крепка и тепла.

В сотнях месяцев собственных воспоминаний

Я такой, как сейчас, никогда не была.

«Она не оставит в покое…»

Она не оставит в покое

Меня. Под крахмальным шитьем

Жмет сердце как будто незлое,

И ты здесь уже ни при чем.

Твоя к ней любовь – в крошках хлеба,

Неубранная простыня —

Сейчас с распалившимся небом

Ползет и ползет на меня.

Я эту любовь ненавижу,

Мне страшно представить ее.

Не стать бы скелетом под крышей,

Обвитым веревкой с бельем.

Шаг, два по замшелым ступеням;

Пыль в туфле – от пятки к носку.

Не телом распухнувшим в Сене

Доплыть бы, прибившись к песку.

Твоя к ней любовь, как бродяга,

Трусящий за мной под дождем,

Гнетет все сильней с каждым шагом,

И ты здесь уже ни при чем.

«Я стала делать то, что не хочу…»

Я стала делать то, что не хочу,

Опять

И плачу поздно вечером чуть-чуть,

Чтоб не хотеть гулять.

А я гуляла в центре под дождем

С чужим зонтом в руке;

Мой город был совсем как люди в нем —

Угрюм и налегке.

Как в старом фильме, сверху фонари

Чуть тлели в дыме туч,

Карманы согревали и внутри

Лишь ключ.

Луна смотрела этот фильм сквозь дым,

Бела.

Тогда мой город не бывал цветным,

Я тоже не была.

«Снег лежит на траве вдоль тропы, невесомый…»

Снег лежит на траве вдоль тропы, невесомый, —

Молодая, как час, бирюза.

По хрустящему гравию следуя к дому,

Я без страха закрыла глаза.

Все в конверте с подплавленной бурой печатью

То, что помню, строка на строке:

Помню кедры и ветер, играющий платьем,

И в гостиной пронзительный скрип половицы,

Как дорожки в саду, мне знаком.

Расскажи же, когда ты решил поселиться

На одном этаже с мясником?

Нелегко перебить сожаленьем и элем

Назад Вперед

В доме на берегу - страница 37

Похожие книги