Одна моя подруга говорит о мужчинах исключительно «они», никогда не используя существительное, как будто и так понятно, кто подразумевается под этим местоимением. «Они поступают всегда так и так. Все они одинаковые…» Подобные жалобы, к которым и я (надо признаться) иногда присоединяюсь, я частенько слышу от своих гетеросексуальных подруг. Сопоставление проблем как будто наталкивает на мысль, что мужчины в гетеросексуальных отношениях действительно ведут себя одинаково. В таких обсуждениях различия как будто отступают на второй план, и создается впечатление, что мужчины как партнеры взаимозаменяемы. И хотя желание женщин обнаружить общие паттерны поведения понятно и нормально, всё же здесь совершенно не учитывается специфика каждых отдельно взятых отношений. В реальности же одинаковых мужчин не существует. Кроме того, часто в подобных разговорах неосознанно воссоздается идея о мужчинах и женщинах как о двух абсолютных противоположностях, что в действительности иллюзия. «Они» – это совершенно другие; так говорят о животных, наблюдая за ними в зоопарке. В такие моменты женщины забывают, что, во-первых, этот «другой» не так уж сильно от нас отличается, а во-вторых, любовь может служить проводником в мир этого самого «другого». Но женщины, наоборот, ищут подтверждения стереотипам, что мужчины ведут себя как те самые «они», – и, конечно, их находят. С другой стороны, когда можно разделить свои переживания с другой женщиной, сравнив свой опыт отношений, это всегда утешает и успокаивает. Ведь в гетеросексуальных отношениях действительно проигрываются строго прописанные гендерные роли. А когда я понимаю, что у другой женщины похожие проблемы, то моя личная проблема перестает быть личной и становится структурной. Однако тут таится опасность окончательно превратить мужчин в «них» – в «других», а это, по сути, ничем не отличается от того, что они на протяжении столетий проделывали с женщинами.
Музыка и сверхъестественное
Недавно пасторка сказала, что артист*ки и музыкант*ки хора сильнее чувствуют потустороннее, они более открыты для чудес и мистического, – и я с ней согласна. Когда я слушаю классическую музыку, то тоже становлюсь более восприимчивой к трансцендентным вещам. Сегодня на концерте в церкви Святого Матфея исполняли два трио: Йоганнеса Брамса и Франца Шуберта, и мне подумалось, что музыка действительно связана с потусторонним миром. Так или иначе, я совершенно точно почувствовала своего умершего отца, и мне показалось, что я вступила с ним в контакт. Я ощутила, что ему хорошо там, где он сейчас; солнце светило сквозь церковные окна, у отца было приподнятое настроение, и он был освобожден от страданий своего жизненного пути. Пение будто открывает человека для сверхъестественного, он словно выходит из одного мира и проникает в другой. Он преодолевает свое «я» и становится выше. Возможно, моя восприимчивость к сверхъестественному связана с тем, что пение и классическая музыка со мной с детства. Подобный трансцендентный опыт можно прожить и в любви, недаром музыка и любовь неразрывно связаны. Сегодня на концерте я вновь это почувствовала, так как музыка пробудила во мне внезапное желание дотронуться до стоящего рядом мужчины. К счастью, подобное желание возникло и у него – и он тоже протянул мне руку.
