В капле дождя - страница 3

Опять, как в годы золотые,

Три стёртых треплются шлеи,

И вязнут спицы расписные

В расхлябанные колеи…

Украдкой вытирал глаза – наверное, тугой воздушный поток выдавливал горячую влагу.

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые —

Как слезы первые любви!

Простим ушедшей юности её святую простоту, когда, упоённая музыкой стихов, она не задумывается, отчего же наши колеи расхлябаны, а избы серы, отчего наши поэты поют такую Россию – нищую и жалкую?

Скоро я задремал, но среди ночи проснулся оттого, что поезд стоял. Снаружи доносились громкие возгласы, топот и шарканье ног, но в вагон никто не входил. Заинтересованный странными событиями, я выглянул в окошко: оказалось, то была неизвестная мне станция Вековка. В тусклом свете фонарей вдоль состава сновали люди с какими-то предметами в руках. Откинутая занавеска в моём окне вызвала у них взрыв интереса. Десятки глаз устремились на меня, десятки рук подняли над головами вазы, графины, кувшины, наборы рюмок, фужеров, бокалов, стаканов. На некоторых изделиях были прикреплены картонки с ценами. Тщетно показывал я знаками, что мне ничего не надо, – люди не расходились, и тогда я в смущении задёрнул занавеску.

Тут к соседней платформе подали другой поезд, и толпа ринулись туда.

Я понял, что только что видел работников некогда знаменитого на всю страну хрустального завода, расположенного поблизости от станции. Им выдали зарплату натурой – изделиями их же труда, и теперь они пытаются выручить за них хоть какие-нибудь деньги. Такой способ вознаграждения за работу практиковался довольно часто.

Через минуту поезд тронулся – и быстрей, быстрей застучал по стыкам. Последние дома станции Вековка остались позади, и наш «фирменный» снова обступила тьма.

Закон воздаяния

В купе нас оказалось трое: я, ещё один мужчина, моложе меня, – лысый, с жёсткими усами щёткой и ухоженными руками, и женщина в чёрном, едущая налегке, с небольшой сумкой. Как только поезд тронулся, она забралась на верхнюю полку, отвернулась к стене и стала тихонько плакать, сморкаясь в платочек и вздыхая. Мне и моему соседу стало понятно, что не следует тревожить страждущую душу досужими расспросами.

Под вечер женщина собралась выходить и, извиняясь, объяснила своё состояние. Едет она в Самарскую область, где погиб сын. Ввязался разнимать пьяную драку – и получил ножиком. Теперь придётся хоронить сына на чужой стороне, потому как у него там остались жена и ребёнок.

Вскоре она вышла на маленькой станции. Почувствовав себя свободнее, мы принялись ужинать. У каждого оказался припас: у меня – фляжка коньяка, у соседа – бутылка водки производства московского завода «Кристалл».

Разговорились, и по мере убывания напитков разговор становился всё интереснее, поэтому я и решил изложить его вкратце на бумаге.

Началось с того, что я посетовал на привыкание людей, можно даже сказать – общества, к такому противоестественному явлению, как убийство. Убил и убил, посмотрел и пошёл дальше. Много насилия, крови что на телевидении, что в кино, что в газетах и книгах. А ведь психологический закон подражания ещё никто не опроверг, сколько ни пытались: дескать, ерунда всё это, выдумки партийных боссов, зажимавших свободу творчества. Мы высмеивали цензуру, но ведь она запрещала не только антисоветские сочинения, но и, к примеру, подробные описания убийств, методов подготовки преступлений, сцены унижения, надругательства над человеком. А недавно я видел в Ленинской библиотеке целый каталог пособий по взрывам, ранее закрытых в спецхране, – читай и применяй на практике… Милиция почти в открытую «берёт», да и кто не берёт из так называемых правоохранительных органов?..