Потом эту жуткую тишину разорвал все такой же вкрадчивый и мягкий голос Шинигами:
– Поздравляю, ты только что заключила сделку с богом смерти. Говорят, это не сулит ничего хорошего. Но, честно говоря, мне бы и самому хотелось, чтобы те, кто так говорят, ошибались. Потому как мне осточертело сидеть в темнице. Не впервой, конечно, за вечность. Однако, приятного в этом все еще мало.
Леля не знала, что ответить. Дымок уже не шел, а она все пялилась на ладонь. Кажется, это был эквивалент рукопожатия. Если бы они правда пожали руки в этот миг, дымка смотрелась бы здорово. А так – просто пугала.
Только Леля отвела взгляд от ладони, как Шинигами заговорил:
– Лелечка, я очень ценю твое рвение. Надеюсь, и твой друг, ради которого ты так стараешься, когда-нибудь станет достаточно живым, чтобы оценить твои усилия. Но, поверь, уж если кто нас отсюда вытащит, так это будешь не ты… Пойми меня правильно. Мы тут не первый день, а второй месяц. Если не справились сильнейшие из нас, то вряд ли справишься ты.
Леля не ответила. И теперь это взаправду означало конец разговора. Шинигами ей не верил… По правде говоря, она и сама особо не верила, что ей удастся высвободиться. Зацепок было ровно никаких. Да и сказал же Шинигами, что они тут давненько. Если бы и был способ справиться – они бы уже отсюда выбрались.
Стараясь выкинуть эту мысль из головы, Леля медленно пошла по периметру своей комнатки. Полный обход занял около четырех секунд. Затем Леля совершила еще несколько полных обходов, и наконец-то плюхнулась на койку. Жесткую, холодную, пахнущую сыростью койку.
Наверное, чтобы сделать это мгновение еще более удручающим, у Лели заурчал живот. Она положила на него обе ладони, а затем почувствовала, как из глаз выкатились слезы. До простыни они не добрались – закатились в уши. Так что Леле стало щекотно и она чихнула.
– Ты там не рыдаешь? – услышала она Шинигами.
Ну что же они все думают, что она такая плакса? Может, они и правы… Но вряд ли плакать она будет меньше от того, что они постоянно ее в этом подозревают.
Отвечать не хотелось, но и молчать было невежливо. Так что Леля выбрала среднее: ответить, но невпопад.
– А когда ужин? Тут же будут кормить?
Из соседних камер снова послышались смешки. Но теперь Леля была так утомлена, что даже не вспыхнула из-за них.
– Сейчас утро, – сказал Хотэй, чему Леля очень удивилась. – Кормят по вечерам. Так что придется потерпеть.
– Я не ела с… – Леле пришлось умолкнуть, чтобы вспомнить. – С позавчера.
– Соболезную, – сказал Хотэй и на этом разговоры прекратились.
По крайней мере те, в которых участвовала Леля. Так-то боги продолжили общаться. Чаще всего слышался голос Хотэя. Верно, потому что он находился к Леле ближе всего. Кроме него часто взвизгивала какая-то богиня справа. Леля ее не видела – та пряталась в тени камеры, но беседу поддерживала активнее всех.
Шинигами почти не говорил. И это никого не удивляло. Наверное, Леле крупно повезло не только с тем, что он оказался в камере рядом с ней. Но и с тем, что вышел на разговор. И со сделкой.
По этому поводу можно было попереживать. Но Леля четко сказала условия. Они были простыми и никому ничего плохого не сулили. Даже если она не выполнит свою часть сделки – никто не пострадает.
Как бы Леля того не желала, но мысли о безнадежности ее положения закрадывались в голову сами собой.
Она не может ничего. Не может ничего она. Ничего она не может.
