Мысли скандировали это, а Леля и не думала их переубеждать. Это истина. Против нее не спорят.
Слезы снова полились – только Леля этого уже не замечала. Она перевернулась на бок и положила руки под голову. Потом притянула колени к себе, но от этого уютнее не стало. Леля чувствовала себя опустошенной. Наверняка эта пустота образовалось из-за отчаяния. Вряд ли дело было лишь в том, что ее лишили магических сил.
На несколько секунд Леля стиснула кулак, призывая растения. Но лишь убедилась, что они ей не подвластны. От этого грустно не было. Леля едва ли научилась с ними совладать. Как правило, она забывала, что те ей подчинялись – и справлялась со всем своими человеческими умениями. Впрочем, если бы не эта сила, то Леля до сих пор блуждала бы лабиринтом Минотавра, который тамошние боги возвели на Олимпе. Или она бы уже умерла от голода? Сколько бы она продержалась?
На сейчас Леля не ела два дня – и уже чувствовала, что вот-вот умрет от голода. Как же глупо получилось бы. Наверное, ее бы не сразу обнаружили. Решили, что Леля устала и ни с кем не хочет говорить. Это было бы в ее стиле. Жуть какая. Да, лучше было поберечь себя, и умереть в Нави. Хотя лучше вообще не умирать.
Леля заснула. Сама не поняла как. В голове роилось столько мыслей, что сну просто некуда было всунуться. Да и Леля только очнулась – не должна была так скоро устать. Впрочем, ночью она спала не то, что хорошо. На полу, еще и потеряв сознание… Не удивительно, что ей так плохо – даром что внутри божественная сущность.
К тому же, заснуть сейчас было просто замечательной идеей. Ведь во сне Леля не чувствовала, как от голода крутит живот. Да и время прошло быстрее. Леля рада была совсем не проснуться. Застрять бы сейчас в царстве снов, где ее бы нашел Сон, или хотя бы Дрема.
Но Леля проснулась. Произошло это благодаря Хотэю. Впрочем, в темнице поднялся такой гул, что Леля проснулась бы, даже если не получила бы к этому личного приглашения.
– Славяне, подъем! – услышала она насмешливый голос Хотэя.
Несколько секундочек Леля лишь жмурилась. В этот раз она снова зря надеялась, что, если не проснется, то реальность, в которой она теперь существовала, как-нибудь перестроится.
Разумеется, этого не произошло. Леля, как и когда заснула, лежала на жесткой койке темной клетки в негостеприимной Такамагахаре.
– Лелечка, кушать принесли. Ты же так хотела.
Это говорил Шинигами. К нему почему-то доверия было побольше, чем к богу счастья.
Леля вскочила, и уже стоя протерла глаза. Когда она отняла руки от лица и зрению вернулся фокус, жуткий екай, похожий на волка, был у ее двери. Отшатнувшись вглубь камеры, Леля наблюдала за тем, как он просовывает тарелку под решетчатой стеной, где для этого был достаточный зазор. На Лелю, испуганно таращившуюся на него, екай не обратил внимания. Его товарищ, который походил на льва, в это время двигался вдоль другой стены с решетками.
Лишь дождавшись, пока екай отойдет, Леля потихоньку приблизилась к тарелке. Она чувствовала себя голодным зверем – хотелось упасть на четвереньки и поскорее съесть хоть… кусочек? Глоточек? Ложечку?
– Что это? – спросила Леля, заметив, что Хотэй наблюдает за тем, как она исследует белый клейстер в тарелке.
Аккуратно наклонившись, Леля взяла ее. Тарелка была теплой, а белое месиво пахло не отталкивающе. Тем не менее Леля не торопилась это есть.
– Угадай, – сказал Хотэй, улыбаясь.
