– А что здесь, собственно, происходит?
Нурарихен заулыбался шире, но не обнажая зубы. Оттого улыбка показалась натянутой. Он смотрел на Лелю, как на маленькую, глупую девочку. По мнению самой Лели – от правды далеко не ушел. Она примерно так себя и чувствовала. Маленькой и глупенькой. Ну зачем она это спросила?
– Ладно, Леля, – сказал Нурарихен. – Я тебе объясню… Но только для того, чтобы утолить твое любопытство, и ты не смела проводить никаких расследований. Уяснила?
Леля закивала так активно, что шея захрустела. Это было даже приятно. Все-таки единственная разминка, которая была у нее после лежания в темнице – это бег от екаев. Лучше, чем ничего. Но и суставная зарядка лишней не будет.
– Хорошо. В этот раз я тебе поверю. Значит, Леля, положение у нас такое: люди считают екаев плохими, а богов хорошими. А ведь работы мы выполняем одинаково! Не все, конечно. Но в среднем то на то и выходит. Иногда даже больше! Взять того же Касю. Посмотрел бы я, как люди запели, если бы он не наведывался ежедневно в их мир. Но нет… Мы плохие, потому что мы екаи.
Леля хотела спросить, какую работу выполнял Нурарихен, кроме как толкал пафосные речи. Но потом решила: раз он тут главный, то, очевидно, занимался чем-то важным.
– Поэтому вы решили запереть богов в темнице, чтобы они перестали выполнять свою работу, люди их подзабыли и перестали почитать?
Нурарихен отчего-то был удивлен. Кажется, думал о Леле хуже, чем она предполагала.
– Откуда ты знаешь? – спросил он, стараясь не выказывать удивление.
Леля тяжко вздохнула.
– Да вы такие не одни, – сказала она, вспомнив, с кем боролась в середине апреле.
– В любом случае, – продолжил Нурарихен еще более величественно, словно заметил, как у Лели упало мнение о нем. – Если ты кому-то хоть слово скажешь…
– Да я поняла, поняла. Не буду.
Теперь Леле совсем не казалось страшным перебивать его. Ей вдруг стало так грустно. Боги, екаи, люди… одна ерунда. Кто-то из них плохой, кто-то хороший. Кто-то хочет власти и превосходства, кто-то – вареников с вишней. Одни других свергали, потом наоборот. И так по спирали на протяжении целой бесконечности.
Леля, хоть и была богиней, но ощущала себя крохотной песчинкой во всем этом. Было совестно от того, что молчанием она посодействует Нурарихену. Но иного выхода Леля для себя сейчас не видела.
Из мрачных раздумий ее вывел Нурарихен. Он словно бы радовался тому, как загрузил Лелю. Затем спросил:
– Вопросы еще будет?
Моргнув несколько раз, словно так грусть скорее шла из сердца, Леля кивнула. Тут же подумала, что не уверена – хочет ли это знать. Нурарихен удивился, но кивнул, подначивая Лелю говорить. Та собралась с силами и спросила:
– Вы правда едите девственниц?
Нурарихен засмеялся по-настоящему. Леля даже его зубы увидела. Лишь спустя дюжину секунд Леля осознала, что ответа не получит. Наверное, раз он так смеется, они не едят людей… Или наоборот?
– Ну, довольно, довольно, – сказал Нурарихен самому себе.
Он пригладил волосы, и сложил руки на коленях. А потом заговорил голосом, откуда исчез весь смех, оставляя лишь угрозу:
– Если я увижу тебя в Такамагахаре еще хоть раз, богиня весны и лета, если я узнаю, что ты предала обещание, которое дала мне… Что же, Леля, я тебя убью.
Не дожидаясь, пока Леля ответит, он обратился к девочке с розовым каре.
– Накимэ, отведи, пожалуйста, Лелю куда она скажет.
Накимэ. Леля откуда-то знала это имя, но припомнить не могла. Хотя, кажется, воспоминание было свежим.
