Я щурюсь на нового путешественника. Он светиться на солнце, как фонарь ночью. Улыбаясь, новый торговец наклоняется, чтобы поднять меня.
«Нет!» – закричала мама.
Я чувствую, как костлявые пальцы мамы цепляются за мое плечо, как раз в тот момент, когда торговец поднимает меня на ноги. Затем, все становится тихо, очень тихо.
Слишком тихо. Я хмурюсь, глядя на маму.
Ее рука все еще крепко лежит на моем плече, а другой рукой она держит обнаженное запястье нового моряка. Я заметила, что он не носит ленточки.
Он смотрит на меня. Его глаза широко раскрыты и сверкают, как звезды ночью.
Его сияние тускнеет. Оно проникает мне в плечо, ползет по ключице, как будто пытается пройти через меня, чтобы добраться до мамы. Моряк переводит взгляд на то, как мама сжимает его собственное запястье, и выглядит растерянным.
«Простите меня.» Мама разговаривает с ним. Она не смотрит на меня. «Я ничего не могу с этим поделать», – говорит она. «Пожалуйста, у меня есть дети…»
«Мырзек», – шипит он на нее. Она отталкивает меня от него.
Я делаю шаг назад и испытываю внезапное желание уткнуться в ее пышные слои юбки. Мне не нравится, как смотрит на нее этот моряк.
Я оглядываюсь на торговца с добрыми глазами, который носит ленточку. Но, он больше не добрый. Он вытаскивает длинный меч, и поднимает его…
«Мама!»
Мой крик разносится ветром, когда лезвие рассекает воздух. Я пытаюсь оттолкнуть ее с дороги. Я не успеваю, и мама отталкивает меня от себя, я падаю на спину. Кровь полосит надо мной точками.
Меч широко рассекает ее переднюю часть и позволяет алому цвету летать по воздуху, также ярко, как и при убийстве ворон.
Прошли годы, прежде чем я по-настоящему поняла, что произошло в тот день. Эти моряки были Отроками. Детьми Богов. Они убили мою маму у меня на глазах, а затем оставили меня плакать над ее безжизненным телом, пока Владимир не утащил меня домой после захода солнца.
Всю мою жизнь именно туда был направлен мой страх.
Отроки.
Никогда, я бы не подумала, никогда, я бы не поверила, что мне придется ощутить леденящий страх перед Богом в своих костях. Потому что я не ожидала, что мой путь пересечется с Богом.
Судно морских путешественников должно был напугать меня. Воспоминание о крови моей мамы, пронзившей воздух, должно было свести меня с ума или, по крайней мере, я должна была с лихорадочным отчаянием желать покончить с собой, прежде чем меня доставят в Асию. Владимир хотел, чтобы я боялась. Он подталкивал меня к страху, в надежде, что, однажды, я изолирую себя, избавлюсь от любой угрозы быть обнаруженной. Он уже знает? Знает ли мой брат, что со мной стало? На небольшом острове Малая Муксалма, ночи в порту были единственной радостью, которую мы видели. Судна приходили, и начинались веселья. Вот так оно и было. И, я обожала музыкальные песни, насвистываемые прекрасными деревянными флейтами, и страстные танцы под бой барабанов, украденные поцелуи в темноте с мужчинами, которых я никогда больше не увижу, были сливками на пироге в портовую ночь. Только эта ночь в порту закончилась так, как я никогда не ожидала, и ночь, которую Владимир всегда боялся.
Я была такой глупой. Но осознание этого ничего не изменило. Я все еще была пленником Отроков. Холод взял верх над моей слабостью, и в сырой камере я натянула на себя одеяло. Эта рабочая одежда не предназначалась для путешествий по морю. Ремешок на моих сандалиях уже ослаб, и потертая ткань на широкой юбке разошлась, образовав небольшие разрывы. Я даже не была уверена, что хочу знать, как выглядит задняя часть моей кофточки.
