Вот и февраль… взметнулся гриппозный пламень,
душу палящий, свалявшуюся под спудом.
Цены на транспорт делают нас ходоками,
мыслей цепляя по ходу целую груду,
прежде январь меня завалил стихами,
все забывал я: работу, дом и простуду.
Правда, не дышит нос мой, молчат журналы
и от тщеславья июньского – разве осколки…
Если зимы предостаточно – лета мало,
грустью осенней затем и грешим втихомолку,
веру пытая совсем не так, как пристало,
хоть вороватая власть через TV-толки
дозу вливает внешних страстей и событий
чью относительность мерим лагерной пайкой.
Да перетерпится, скоро весна и прыти
хватит и нам, чтобы тренькать лесной балалайкой,
там, где струне огородной брататься с бытом,
строчки, надеюсь, посыпятся птичьей стайкой.
Вот с февралем и этим: не выпадая
из (разве скроешь!) мещанского круговорота,
двигаться где навстречу апрелю с маем —
вдруг, как крылом нездешним, заденет кто-то.
Ежели жизнь есть линия – вряд ли прямая,
и каламбурим, хоть в горле вязнет острота.
Солнцу поры бы греть, но чего и где ждать
в этом тягучем ритме, навряд ли искомом…
Лучше надежды бывает только надежда
на совмещенье шального пути и дома.
Хоть тяготели больше к первому прежде,
ныне истома чуть большая по второму.
День прибавляется медленно, писк февралий,
словно и наш, растворяется в гуле метелей,
а ведь когда-то не снежные крепости брали…
Сколько народу съехало – в самом деле
толпы все те же и те же кресты-медали:
зимы ль к абсурду катят, мы ль постарели
или душа на выдохе? С каждым утром,
хоть траектория тянется к апогею,
так же подвластны старой подсказке мудрой,
выболтанной однажды грустным евреем:
мол, чем я больше знаю, тем реже кудри…
Переварив тот опыт, живем, как умеем.
Тот вот читает книги, а тот не читает,
кто-то больше по водочке, кто-то по бабам,
