а для торгующих – телом бы! – тяга простая:
главное то, что сверху! При свете слабом
падают зренье, слух, да и шансы тают
даже у неспокойных, что, вроде, в прорабах
духа… Коль в этом цикле подходят сроки
очередного инфаркта друга ль, поэта,
сделав протяжный вдох, словно снег глубокий,
ставить вопрос: осмыслены ль зимы-лета…
Ты одинок, как все, но коль все одиноки —
нет одиночества, значит, абсурда нету.
А построенья философов – больше сцена,
где в декорациях вязнуть, как в массе творожной:
если Елена даст всем, значит, нет Елены,
тайных округлостей нет – лишь жирок подкожный.
Глазу не оторваться от выше колена,
только с галерки пощупать едва ли возможно…
В принципе все мы, художники, к равноправью
тянемся в быте, хотя в стихах и скитальцы,
символ сдавая за образ. Но образ с явью
связан скорее бывает, как ж… с пальцем.
Что из английского помним: good day, I love you —
а кьеркегоров корчим со шматом сальца.
Что в нашей блажи естественно – вновь перекур да
сладкий зевок широкий, трещат где скулы…
Сонной глубинке русской скакать абсурдом,
что битюгу ломовому заржать фистулой.
Даже в столице родной, превращен где в сюр дом,
если не разлагать, если брать огулом,
то, как цепочкой нижемся утром ранним
по желобку, что протопали те, кто первее —
все относительно: тоже кого-то грабим,
все доказательно: надо валить на халдеев.
Но приглядишься – реальность прикрыта тканью
белой, которой всегда прикрыться сумеем.
Хоть подсудимые – одновременно судьи,
и осуждаем и каемся тоже, конечно…
Вот пешком и тащусь – даже сукой будь я,
совесть не позволяет катиться орешком
в месиве нашем, крошеве, где на безлюдье
ждать – весна бы скорее! Зайдись в пробежке
краешком леса тощего, где морозам
не удалось расщепить бы души ли, тела.
Только дух божий скользнет по дубам-березам,
душке твоей приобщиться, когда б захотела
или, вернее, смогла – там, где смех и слезы,
трудно нащупать: терпению где пределы?
Вот, наконец, и оттепель… По сугробам
бывшим – навозной жижей скисшим отныне,
не проплывешь как по суху. Коли на злобу
дня не кивал особо – продлиться б в сыне.
Пеший февраль кончается, на автобус,
тупо спешить по асфальту и вязнуть в глине
вечной, где лишь подсохнет, стать бурлаками
тех же расшив, что в репинском пейзаже,
так же катить под горку сизифов камень
в редких всплесках надежды, где больше лажи…
Цены на транспорт делают нас ходоками.
Быть терпеливым, увы, не значит отважным.
