В сердце Антарктики - страница 34

Временами появлялись просветы на небе с южной и восточной стороны. Впервые 5 января пошел мокрый снег, а ветер, дувший то с запада, то с юга или с юго-запада, стал очень холодным, и, несмотря на разгар лета, температура была около +8 °C. Мы встретили также огромные массы плавучей травы, вероятно сорванной ветром с островов, расположенных от нас на юго-запад. При всем этом 5 января мы находились еще несколько севернее 50° ю. ш., т. е. на широте, соответствующей в нашем полушарии Южной Англии. Путь наш лежал прямо на юг, так как я хотел войти в плавучие льды примерно на 178° в. д., – по опыту предыдущих экспедиций льды под этим меридианом бывают в меньшем количестве, чем далее к западу. Около 21 ч., когда нас особенно сильно качнуло, одна из лошадей упала и, при наклоне судна в противоположную сторону, повернулась на спину и не могла встать на ноги. Мы прилагали все усилия к тому, чтобы поднять несчастное животное, но в конюшне было так тесно, что сделать это не удавалось, а выводить четырех остальных лошадей из конюшни в полной темноте, когда волны раскатывались по палубе, было бы совершенным безумием. Волей-неволей пришлось ее оставить на ночь в таком положении в надежде, что при дневном свете мы сможем что-нибудь предпринять. Можно только изумляться живучести этого животного, пролежавшего всю ночь в таком скрюченном положении при постоянном окатывании холодной водой. Несколько раз лошадь делала усилия, чтобы встать на ноги, но это ей не удавалось, и к утру она стала ослабевать. Утром 6 января буря задувала еще сильнее, чем прежде, и целые водяные горы обрушивались на нас. В 10 ч., после ряда новых попыток поставить нашего Доктора на ноги, окончательно убедившись в том, что собственных сил у лошади не хватает, я отдал приказание застрелить ее, хотя и сделал это не без большого сожаления. Пуля из револьвера крупного калибра окончила все ее страдания. Утром ветер стал несколько слабее, в полдень мы были под 50°58′ ю. ш. и 175°10′ в. д.

Во вторую половину дня 6 января ветер еще усилился, порывы его достигали силы урагана, притом он переменил направление и дул то с запада, то с северо-запада. Шедший впереди нас «Куниа» также немало терпел от погоды, но шел с такой быстротой, какая дозволялась обстоятельствами. Ветер и волна имели теперь несколько более поперечное направление к курсу судна, потому «Куниа» мог лучше продвигаться вперед. Температура воздуха днем поднялась до +9 °C, а температура морской воды упала до +7 °C. Такая непрерывная ужасная погода, как говорили на судне, имела своей причиной то обстоятельство, что на второй день пути мы поймали альбатроса. Моряки вообще считают, что умерщвление этой птицы приносит несчастье, но, имея в виду, что мы это сделали из научных побуждений, надо думать, что альбатрос был не виновен в погоде. К этому времени большинство ученых членов экспедиции уже несколько оправилось от морской болезни, и в свободное от наблюдения за лошадьми время они занялись ежечасными метеорологическими наблюдениями. Уже несколько дней помещение матросов, находящееся под шкафутом, в носу судна, было в состоянии постоянного затопления, так как палуба над ним текла. В то же время и обитатели «Устричного бочонка» пришли к убеждению, что его скорее можно назвать «Мокрым болотом». Но, когда старший механик Дюнлоп поднялся на мостик после полудня и доложил, что в трюмах вода прибывает по 3 фута в час, дело стало принимать более серьезный оборот. Я не ожидал, конечно, что буксировка нам обойдется совсем даром, так как судно должно было испытывать чрезвычайно сильное натяжение, а оно было достаточно старо, но 3 фута воды в час – это уже показывало, что результат буксировки весьма сильно им ощущается. Пришлось на подмогу паровым помпам пустить в ход ручную, чтобы понизить уровень воды в трюмах. Была установлена вахта для качания ручной помпы: двое членов экспедиции работали два часа, затем сменялись другими двумя. Погода между тем становилась все хуже, и в полночь шквалы достигли силы настоящего урагана. Даже верхушки мачт исчезали временами из вида и огонек на них, по которому мы правили, удавалось улавливать лишь на несколько секунд, а затем он пропадал за поднимающимся огромным гребнем волны, разделявшей два судна. Высота волны, по самому умеренному расчету, должна была достигать 42 футов. Во время налетавших шквалов, сопровождавшихся градом и мокрым снегом, гребни волн сдувались ветром и неслись в виде снопов пронизывающих брызг прямо нам в лицо, они достигали даже топселя «Нимрода». Каждая из зеленых волн обрушивалась на нас, как бы желая поглотить судно. Всю ночь продолжались шквалы ужасающей силы, и утром 7 января буря не уменьшилась. Волны все чаще и чаще раскатывались по палубе, отыскивая какие-нибудь забытые нами вещи и швыряя их взад и вперед. Мешок с картофелем каким-то образом был захвачен волною, и все его содержимое оказалось плавающим на палубе, покрытой двумя-тремя футами воды. Стоя на мостике, я слышал, однако, как кто-то из команды без особого огорчения распевал, вылавливая картошку: «Вот как собираем орехи в дни мы веселого мая!»