В сердце Антарктики - страница 35

В полдень мы находились под 53°26′ ю. ш. и 177°42′ в. д. После полудня погода стала слегка улучшаться, но все же еще по морю ходили огромные волны. Альбатросы попадались в меньшем числе.

Утром 8 января был непрерывный дождь, но он не умерил волнения, и к вечеру, когда ветер перешел на юго-юго-западный, сила его опять возросла, судно стало так трепать, что мы дали сигнал «Куниа» лечь в дрейф. Волны в это время были с правого борта, и вдруг на нас обрушилась колоссальная волна, – казалось, ей ничто не сможет противостоять, она смоет все, что имеется на палубе, но судно снова поднялось каким-то образом, и бо́льшая часть волны прошла мимо, хотя и производила впечатление, что вся огромная масса воды рухнула на палубу. Волна разбила часть креплений правого борта и разрушила небольшую надстройку на верхней палубе, обломки ее плавали уже у левого борта. Были нанесены и еще кое-какие мелкие повреждения, но ничего серьезного. Взглянув на наших конюшенных вахтенных, с которых текло в три ручья, когда они вынырнули из совершенно залитого водой «Кавалерийского клуба», мы увидели, что лица их достаточно красноречиво отображают волнующие их чувства. Кухня также была совершенно залита водой, огонь потушен. Это, впрочем, случалось уже не первый раз, но надо сказать, что наш кухонный персонал обнаруживал такую удивительную изворотливость, что за все это тяжелое время мы никогда не оставались без горячей пищи. Это особенно замечательно, если принять во внимание крохотные размеры самого учреждения – кухня была всего 5 ½ 5 футов, а ей приходилось удовлетворять весьма серьезные аппетиты 39 человек.

Впрочем, это обилие воды не угашало веселости духа обитателей нашего судна, и почти каждый вечер у нас устраивались импровизированные концерты, и непрерывный смех и веселость царили в крохотной столовой. На море вообще существует обычай вечером в субботу вспоминать отсутствующих и провозглашать за друзей и за милых нашему сердцу тосты, сопровождая их соответствующими песнопениями.

Десятого января утром небо было ясное часов до 10, а затем начался западный ветер, вскоре он усилился, и пошел дождь. Большинство из нас в этот день воспользовалось случаем относительной устойчивости судна и занялось отмыванием своего лица и волос от образовавшейся соленой корки – за последнюю неделю мы, положительно, просолились, как огурцы. Около середины ночи дул уже небольшой северо-северо-восточный ветер, и непрерывный дождь за предшествовавшие 12 часов в значительной степени успокоил море.

Одиннадцатого января, в полдень, мы были под 57°38′ ю. ш. и 178°39′ в. д.; в течение дня ветер и волнение с северо-запада несколько усилились. Природа моря здесь такова, что нам необходимо было идти не прямо на юг, а направить судно несколько к юго-востоку. Еще до полуночи ветер опять достиг своей обычной теперь скорости и силы. Когда я стоял на мостике в 2 ч., то сквозь снежную метель, окутывавшую нас, я увидел с подветренной стороны, при слабом свете наступающего утра, огромную волну, образовавшуюся как будто независимо от других волн, – она возникла как бы сама по себе вдоль судна. К счастью, лишь гребень этой волны обрушился на нас, но и то на правом борту около конюшен лошадей были сбиты крепления и воде был открыт доступ в конюшни. Перед отправлением в путь мы ломали себе головы, каким способом лучше всего очищать конюшни, но после первых же опытов плавания в бурную погоду для нас явилось скорее затруднительным решить задачу, как бы воспрепятствовать их промыванию каждой набегающей волной. Этим же ударом волны был сброшен со своих подкладок тяжелый вельбот, находившийся на правом борту, и он оказался посредине корабля. Были сброшены также на палубу тюки с лошадиным кормом, баки с керосином и ящики с карбидом. В полдень наше положение было 59°8′ ю. ш. и 179°30′ в. д. Шквалы со снегом сменились позднее ясной погодой, на небе появились перистые облака, заинтересовавшие метеорологов, как указание на иное направление верхних течений в воздушных слоях. После полудня число пассажиров на судне увеличилось: одна из наших собак, Поссум, родила 6 превосходных щенят. Счастливой матери и ее потомству было устроено теплое помещение на крыше машинного отделения, где стояла часть наших ящиков. Мы передали сообщение об этом радостном событии на «Куниа» с помощью сигналов и в ответ получили поздравление от капитана Ивенса. Правда, сигнализирование флагами являлось в данном случае несколько медленной операцией ввиду того, что коммерческий код сигналов мало приспособлен к таким особым событиям. Мы видели уже из той тщательности, с которой на «Куниа» проверяли каждый наш сигнал, что они с трудом могли понять сущность нашего сообщения, – им, конечно, не приходило в голову, что в такое время могут сигнализировать о появлении на свет щенят. 13 января поднялся небольшой восточный ветер, тучи рассеялись, появилось голубое небо с легкими перистыми облаками, и погода стала такой теплой и приятной, какой мы не видали с того времени, как оставили Литтлтон, хотя, надо сказать, температура воздуха была всего +1°, а воды +3 °C. Лучи солнца выманили на палубу даже и тех, кто до того времени мало показывался наверху, и все судно стало скоро похоже на настоящий чердак – простыни, пиджаки, сапоги, чемоданы, которые некогда казались сделанными из кожи, а теперь превратились в какие-то лохмотья коричневой бумаги, пижамы, книги, расставшиеся со своими переплетами после пребывания в «Устричном бочонке», подушки, казавшиеся ранее набитыми перьями, а теперь превратившиеся в дерево, – одним словом, разнообразнейшие личные принадлежности каждого из членов экспедиции были развешены и разложены на палубе, чтобы хоть как-нибудь их просушить. Однако немногие отважились взять ванну при этом случае, так как температура была не выше +2 °C.