В сердце Антарктики - страница 37

Около 10 ч. я решил отправить на «Куниа» капитана Ингленда вместе с Бёкли и с нашей почтой. На наши письма мы наклеили специальные марки экспедиции, подаренные нам правительством Новой Зеландии. Волнение опять стало увеличиваться, и ветер становился сильнее, поэтому мы торопились отправить скорее наш вельбот. Он был благополучно спущен на воду в подходящий момент, когда отошла волна, и Бёкли со своим маленьким чемоданчиком вскочил в него. Мы прокричали ему троекратное «ура!» – и вельбот отправился в свое трудное плавание. Капитан Ивенс, со своей обычной предупредительностью, постарался помочь команде нашего вельбота тем, что выбросил им навстречу с кормы на длинном лине спасательный круг, – минут через 25 тяжелой гребли против волны и ветра они добрались до этого круга, выловили его и по линю подтянулись к борту парохода. Я очень приветствовал, однако, то обстоятельство, что уже через короткий срок наш вельбот возвращался обратно, – ветер становился все сильнее и сильнее, и разыгрывалась волна. Мы вылили на поверхность моря некоторое количество масла и, улучив благоприятный момент, благополучно подняли вельбот на борт.

С «Куниа» был доставлен на вельботе тонкий линь, а затем по сигналу капитан Ивенс выпустил за ним более толстый трос, который мы подняли на борт. Он поставил теперь свое судно так, чтобы оно было к нам возможно ближе и чтобы по тросу перетащить на «Нимрод» туши овец. Десять туш было спущено по тросу в море и попало, после немалых трудов с нашей стороны к нам на палубу. В то же время значительная часть нашей команды работала на брашпиле, подбирая понемногу наши цепи, к которым был прикреплен буксирный канат, а «Куниа» одновременно выбирал свой буксир.

В 12 ч. 12 мин. капитан Ивенс дал сигнал, что он собирается обрубить свой буксирный канат, так как при увеличивающемся волнении оба судна находятся в слишком опасном соседстве. Мы увидели затем, как поднялся и упал несколько раз топор и канат был перерублен. Задача «Куниа» была закончена, и «Нимрод» был предоставлен своим собственным силам. Наш сотоварищ повернул, обошел вокруг нас, на обоих судах прокричали прощальное приветствие, и затем «Куниа» взял направление на север, домой, и исчез в сером снежном тумане. Мы еще долго после полудня возились с вытаскиванием на борт 140 сажен буксирного троса из моря. Работа эта продолжалась до 19 ч., так как наш брашпиль приводился в движение вручную. Наконец мы могли идти далее и повернули прямо на юг. Мы приготовились пробиваться сквозь пояс плавучих льдов, охраняющих подход к морю Росса. Погода прояснела, и мы прошли мимо льдин, которые видели утром, – это был толстый береговой лед, двигавшийся разрозненными массами. Постепенно мы прокладывали себе путь через эти скопления льда и проходили также мимо невысоких торосов, вышиной в 40–50 футов.

В 2 ч. 16 января ледяные горы стали встречаться в большем числе. Пожалуй, их не следовало считать настоящими горами, так как средняя высота их была всего около 20 футов, и на основании того, что мне приходилось видеть впоследствии, я полагаю, что этот лед образовался скорее где-нибудь у береговой черты. Все же эти льдины, мимо которых мы проходили, не имели ни малейшего сходства с обыкновенным плавучим льдом. Около 3 ч. мы вошли в полосу столовых гор от 80 до 150 футов вышиной; все утро мы шли при превосходной погоде и при легком северном ветре сквозь широкие улицы и узкие закоулки этой замечательной ледяной Венеции. Перо мое не в силах описать то волшебное зрелище, которое открывалось перед нами. С верхушки мачты «Нимрода», из бочки, или так называемого «вороньего гнезда», можно было видеть всюду, куда только достигал взор, огромные белые горы, с отвесными стенами, разбросанные на юге, на востоке и на западе и составляющие яркий контраст со свободной темно-синей водой между ними. Торжественная тишина царила на улицах этого огромного, ненаселенного белого города. Не было никаких признаков жизни, разве только иногда мелькала белая качурка, совершенно невидимая на поверхности блестящих гор и становящаяся заметной лишь на фоне темной воды, благодаря снежной белизне своих крыльев. Винт «Нимрода» поднимал легкую волну за кормой, и иногда огромные массы льда и снега срывались с гор и с грохотом падали в воду позади нас из-за этого слабого нарушения равновесия. Некоторые из ледяных гор выветрились и приняли фантастические очертания, характерные для ледяных гор Арктики, – на их острых пиках отражались лучи утреннего солнца. При всем великолепии этой картины она возбуждала во мне некоторую тревогу – я знал, что, если начнется ветер и захватит нас среди этой массы плавучих гигантов, нам придется плохо. Между тем с севера ползло уже подозрительное темное облако, и хлопья снега, начавшего падать, предвещали приближение северного ветра. Я был чрезвычайно обрадован, когда увидел с «вороньего гнезда» впереди нас чистую воду. Мы прошли еще немного по извилистым улицам ледяного города и вошли в совершенно чистое ото льда море Росса.