Байку про знаменитую рюмку со сломанной ножкой, доставаемую по утрам из вожделенного сейфа Моисея, знали все. Но большинства свидетелей и участников веселья круглый год уже давно нет. «Пройдут года, и тебя потянет на воспоминания», – не раз говорили они мне. Вот я созрела для такого дела, а вспоминается совсем не то. Хотя они сами, когда начинали вспоминать времена своей молодости, чаще говорили о пьянках да гулянках, а не о стихах. С ними самими я редко говорила о стихах. Их хвалу пропускала мимо ушей. Зато любопытно было оживлять в воображении классиков якутской литературы, не только, как писателей, мастеров слова, а вполне себе земных людей с такими же пороками, страстями, как все мы.
Итак, Моисей решил вести ЗОЖ, как Венера. Или он так заблуждался во мне, был одурачен моими эпистолярными заскоками, или я вправду в ту пору дала себе обет. Каюсь, со мной так периодически бывает. Занимаюсь самозабвенно своим здоровьем, затем так же упорно разрушаю его. Как привезла семь килограммов аюрведы из Индии, вскоре начался ковид. У меня были не только маски, перчатки, жидкости для обеззараживания, но и весь остальной набор. С Трампом я лично не была знакома, тестов индивидуальных не было, но прививку поставила. Так пронесло же. Мне ближе принцип – думая о хорошем, готовься к худшему. Ковид забыт, сейчас у всех иные страхи. Медицина тут бессильна. На такой вариант событий у меня уже нет подушки безопасности: бункера нет, но калия йодид в аптечке имеется.
Писатели, в основном, поэты, чьи сочинения учили и учат в школе, любили шутить. Про Моисея: «Для Моисея есть только два поэта: он сам, и его Венера». И это всегда в рифму. Я дословно не помню и пишу тут на другом языке. Может, и хвалили меня очень много, потому что хвалил Моисей. Кстати, вроде ещё говорили о нём, мол, он заболел болезнью дивной – венерической.
Вот так всегда – шутя, любя, обо всём. Даже это вечное противостояние двух творческих союзов в моей памяти осталось в виде шуток-прибауток. Порой и похороны становились поводом для такого. Моисей часто говорил про одну писательницу, об её таланте, о том, что она особенная, не от мира сего. Пришла с лопатой, сказала, что идёт хоронить сына. Ему с трудом удалось объяснить, что так не делается, помог деньгами и с организацией всего. Позже другой председатель говорил, что в союзе денег нет даже на некролог, не говоря уже о венках. А были они в пору председательства Моисея Ефимова? Из сейфа доставалась только водка, денег я не видела. И пили они на свои, а не пропивали чёрную кассу в 90-е, как две их любимые поэтессы.
Будучи писателем, общаясь с ними, не пить – себе вредить. Так и без них у меня была хорошая школа. Быть ментом и не пить вообще западло. Про меня, наверное, думают, что давно спилась, на дне. Могла бы, только есть у меня фирменный секрет – я не похмеляюсь. До дна бутылки дойду, правило трёх рюмок на меня не действует, но дальше уже как-нибудь без меня. Хоть сто мемуаров напишу, обелить себя не удастся, всё равно будут считать алкоголичкой. Как и дурой. Умной меня считал только Моисей Ефимов. Эпистолярный жанр требует работу ума. Вот в письмах я и «обелила» себя. Хотя в 2000-х мы уже дружили и в реале.
В начале было только слово. «Благую весть» обо мне привезли в столицу тот же Василий Сивцев и Семен Руфов. До того момента Моисей знал меня только по моим стихам.
