Вот это и поражает меня больше всего в Ван Гоге, всем художникам художнике, сумевшем, не превосходя того, что называется и, собственно, всегда и было живописью, не выходя за рамки тюбика, кисти, кадрировки натуры и холста и не обращаясь к бытописательству, повествованию, драме, образному действию, внутренней красоте сюжета и предмета, так вдохнуть жизнь в природу и ее объекты, что иная волшебная сказка Эдгара По, Германа Мелвилла, Натаниэля Готорна, Жерара де Нерваля, Ахима фон Арнима или Гофмана не скажет вам о психологии и драме больше, чем его грошовые картины – почти все, кстати (словно сознательно), невзрачные размером.
Подсвечник на сиденье, плетеное кресло из зеленой соломы,
на кресле книга,
и драма готова[14].
Кто войдет в эту комнату?
Гоген или какой-нибудь другой призрак?
Как мне кажется, зажженная на плетеном кресле свеча обозначает лучащуюся границу, разделяющую таких несхожих меж собой Ван Гога и Гогена.
Суть их эстетических разногласий, реши мы ее изложить, возможно, не представила бы большого интереса, но помогла бы пролить свет на глубинное человеческое расхождение в самом естестве Ван Гога и Гогена.
Гоген, как мне кажется, считал долгом художника поиск символа, мифа, возвеличивание обыденной жизни до уровня мифа,
тогда как Ван Гог был убежден, что миф нужно уметь вычленить и в самой приземленной повседневности.
И здесь, на мой взгляд, он был чертовски прав.
Поскольку реальность неизмеримо выше любой истории, любой басни, любого божества и любой надреальности.
Просто нужен гений, чтобы ее истолковать.
Чего не добился ни один художник до бедняги Ван Гога,
и никто не сделает после него,
поскольку я уверен, что на сей раз,
вот прямо сейчас,
сегодня,
в феврале 1947 года,
вся реальность,
и даже миф реальности – вся мифическая реальность —
сливается в единое целое.
Так, никто после Ван Гога не сумел ударить в тот великий кимвал, тот сверхчеловеческий, извечно сверхчеловеческий колокол, на потаенный зов которого и отзывается повседневность,
нужно лишь пошире открыть уши, чтобы уловить, как вздымается ее ответная волна.
Именно так звучит сияние свечи: мерцающая свеча на зеленом плетеном кресле звучит, точно дыхание того, кто любовно склонился над уснувшим больным.
Это звук диковинной критики, глубинного и удивительного суждения, чей приговор, всё больше уверяешься, Ван Гог позволит нам предугадать лишь позже, много позже, в день, когда лиловые отсветы на плетеном кресле окончательно затопят картину.
