– Молитеся, дети. Молитеся, может вас, невинных, Господь помилуить.
Сбилися мы в кучу на этом полушубке, плачем, причитаем:
– Господи, помилуй нас и сохрани! Господи, помилуй…
Очень страшно было. Но потом гряды эти стали удаляться, удаляться и опять стало темно, тихо. Привели нас в хату, стали укладываться и вдруг опять слышим:
– Караул! Горим!
Выбежали, а в конце улицы пожар! Да еще такой ветер поднялся, что снопы огненные прямо через несколько домов кидало. А крыши-то у всех соломенные!
Бросилися мы выносить из дому всё, кто что мог… Но пожар до нашей хаты не дошел, домов за десять от нас остановился и потом говорили, что приключился он от кометы, отскочил, мол, от неё кусок, да и попал на крышу соломенную.
А она, солома эта, и в жару без огня загорается, как порох. Кривушины как раз перед этим погорели, сразу огонь хату охватил, еле-еле сами успели выскочить, а скотина вся сгорела.
Ну да, бе-едствие в деревнях пожары были! Сейчас-то загорится одна, две хаты, да и всё, а тогда… Если десять, так это мало. Один год четыре раза наши Рясники горели! И вот ка-ак нашарахають пожары эти, так потом всё лето люди и спять одетые, а вешшы в подвал повынесуть. Ну а если большой пожар приключится, так и в подвале всё повыгорить. Потом и начнуть помаленьку обживаться…
Помогать, говоришь?
Да кто ж им помогал-то? Всё сами. Побираться чтолича пойдешь? Да и легкое ли это дело… побираться? Ну-ка, обхлопай ногами одну деревню, другую, третью?.. Останется лошаденка, вот и начнуть, как муравьи соображать. А я?.. Как же я-то три раза в своей жизни строилася? И ведь никто гроша ломаного не дал, всё своими шшапоточками только. Так-то, моя милая, лихо подкрадётся, так хочешь – пей, ешь вкусно, хочешь – наряжайся, а хочешь – стройся.
Был этот пожар, о котором рассказала, посреди недели, а в воскресенье пошли мы на погост к папашке. Пришли, а мамка как пала на могилку, как начала плакать!.. Ни-икак не могли унять. И тут подошла к ней женщина одна незнакомая и говорить:
– Что ж ты так убиваешься, разве он услышить? Всё это прах теперь, земля одна… Послушай лучше, что я тебе расскажу. – И начала: – Сама я тоже вдова, и вот как же убивалася по мужу своему, как плакала, когда помер! Ночь придёть, все спать уляжутся, а я – плакать. И вот однажды приходить он: «Чего ты плачешь? – спрашиваить. – Видишь, я пришел». Обрадовалася, стала с ним разговаривать. Наговорилися за ночь обо всем! Вот и повадился с тех пор каждую ночь… Ну, а потом и сомневаться стала: да он ли это ходить? Он же помер! Не бываить такого, чтоб человек ожил. Пошла в церковь, рассказала всё батюшке, а он и говорить: надо, мол, водосвятие в хате сделать, а на могилке панихиду отслужить. Так я и сделала. Подошла ночь. Вотон!.. Опять пришел. Говорю ему: «Уходи. Ты мне больше не нужен!» А он как начал меня бить!.. И так с месяц, должно, было: я гоню его, а он – бить. Вся в синяках ходила! Но потом научили меня люди нающие что делать: как настанить, мол, полночь, должна я сесть на порог, насыпать конопли в подол, взять гребень и-и ну волосы чесать! А когда он придёть и спросить, что, мол, ты делаешь, ответить: вот, чешу волосы, а вшей ем. А сама – коноплю в рот и хрустать ею. Ну, я так и сделала. Подошла полночь. Села я на порог, чешу волосы, коноплею хрустаю… Вотон! Подходить, спрашиваить. Я и отвечаю, как меня научили. Постоял он, постоял, посмотрел-посмотрел, а потом ка-ак дасть мне по спине да как плюнить! И пошел прочь. Глянула вослед, а у него вместо ступней – копыта! Нечистая сила, значить, приходила ко мне всё это время, а не муж. Но с тех пор и не приходил больше.
