Слухи об их бедственном положении добрались до соседней деревни. Рано утром в апрельское полнолуние 1662 года к ним пришла Сёльве Нильсдоттер, двоюродная сестра матери. Теперь, на исходе зимы, когда унялись суровые ветра и метели, Сёльве взяла обоих своих сыновей, встала на лыжи и проделала двухчасовой путь из Андерсби в Эккерё, чтобы привезти хоть немного продуктов родне. Мешок с провизией висел у нее за спиной, а младшего сынишку она пристегнула к груди под плотной курткой из оленьих шкур. Она явилась к ним с широкой улыбкой, хотя ей было трудно скрыть потрясение при виде сестры и племянниц, исхудавших за долгую зиму.
Сёльве, раскрасневшаяся с дороги, без приглашения вошла в дом. Ее старший сын крепко держался за длинную юбку матери и не отходил от нее ни на шаг. Она усадила младшего сынишку на стул, сняла с плеч мешок и разложила на столе гостинцы: большую стопку флатбрёда, сушеную рыбу для супа, птичьи яйца, сливки и молоко в бурдюках из тюленьей кожи.
– Давай и ты, Сигри, – сказала она, когда Ингеборга и Кирстен уже выпили по кружке молока и съели по кусочку сушеной рыбы. – Попей моего молока от самой лучшей коровы. Оно очень сладкое.
Сёльве налила в кружку пенистое молоко, протянула сестре и одобрительно улыбнулась, когда та стала пить.
– Спасибо, сестрица, – хрипло проговорила Сигри.
– Вот уж не за что, – хмыкнула Сёльве. – Ты бы сделала для меня то же самое.
Она достала со дна мешка маленький кусочек масла, завернутый в лоскут из тюленьей кожи.
– Это мой вам подарок. Свежесбитое масло, чтобы смешать его с рыбой для клиннинга[4]. Это же твое любимое кушанье, да, Ингеборга?
У Ингеборги заурчало в животе. В последний раз она ела клиннинг еще до гибели Акселя.
– Ты нас балуешь, – прошептала Сигри, глядя на масло, как на чистое золото.
– На самом деле, молока у нас много, – сказала Сёльве. – С тех пор как у нас поселилась племянница мужа, две наши коровы дают молока даже больше, чем давали бы все четыре. Хотя обе уже совсем старые.
На миг воцарилось молчание. Сигри подняла голову и пристально посмотрела на свою сестру.
– Какая племянница? – настороженно спросила она. – Марен Олафсдоттер?
– Да, она самая, – ответила Сёльве, вызывающе вскинув голову.
– Тогда мы не сможем принять твой подарок, Сёльве, – сказал Сигри, оттолкнув кусочек масла. – Мой сын утонул из-за ведьм. Я не могу…
– Ну говори глупостей, Сигри! Твоим бедным девочкам надо есть. Да, может быть, Марен немного… странная. – Сёльве облизнула губы. – Но она не ведьма.
– Она же дочь Лирен Песчанки! Ее мать сожгли на костре за колдовство, Сёльве! – Сигри понизила голос до шепота. – Как ты пустила ее к себе в дом?!
– Да меня и не спрашивали, – слегка раздраженно ответила Сёльве. – Стрикке сказал, что она будет жить с нами. – Она покачала головой и вздохнула. – У нее есть свои странности, да, но она очень мне помогает по дому. Будь у меня своя дочь, все было бы иначе. Но мальчишки, они такие… Все бы им бегать на улице в поисках приключений. А помогать матери по хозяйству им неинтересно.
Сигри взглянула на двух сыновей своей двоюродной сестры. Младший, Педер, еще совсем кроха, сидел на коленях у матери и жевал кусочек сушеной рыбы. Его пухлые щечки были румяными, как два спелых яблока. Старший, Эрик, пяти лет от роду, носился по маленькой хижине, гоняясь за Кирстен, которая поднялась из-за стола с новыми силами, подкрепившись рыбой и молоком.
