Аксель быстро схватил последнее яйцо, сунул его в карман, и они с Ингеборгой полезли вниз под яростным натиском взбешенной мамы-чайки, чьи истошные крики буквально вонзались им в уши. Ингеборга пригнула голову, чтобы крепкие крылья, хлеставшие ее по щекам, не задели глаза. Ей было стыдно, что она украла яйца у птицы, и в то же время ее переполнял дикий восторг от содеянного.
Они спустились на влажный песчаный пляж под скалой. Чайка так и не успокоилась и продолжала свою атаку. Взявшись за руки, Аксель с Ингеборгой побежали по каменистой тропинке, забрызганной белым птичьим пометом, и укрылись в крошечной пещерке у подножия утеса.
Они уселись на корточки и улыбнулись друг другу. Чайка клюнула Акселя в макушку, из ранки шла кровь. Тонкая красная струйка была почти незаметна на его рыжевато-каштановых волосах, но выделялась на бледном лице.
Ингеборга вытащила из мешочка яйцо и невольно залюбовалась его хрупкой красотой.
– Как ты думаешь, там внутри есть птенец? – спросила она у Акселя.
– Может быть. – Он отобрал у нее яйцо и подбросил его на ладони.
– Осторожнее!
Аксель рассмеялся, запрокинув голову вверх.
Брат не раз говорил, что не хочет быть рыбаком, как их отец. Когда-нибудь он станет купцом, как удалой Генрих Браше.
В тот день на скалах Аксель сказал Ингеборге:
– Я уплыву на восток и вернусь с грузом пряностей, драгоценных камней и шелков. У меня будет большой дом в Бергене. Я поставлю там огромный шкаф и заполню его черепами, орехами, раковинами и костями диковинных животных со всех четырех уголков Нового Света. – Аксель взял ее за руку и сказал: – Мы уедем из Эккерё, сестрица, и никогда не вернемся сюда.
В ту летнюю ночь, когда Ингеборга и Аксель украли яйца у чайки, они бегом возвращались домой, чтобы скорее отдать матери свою добычу.
– Какой замечательный у меня сын, – сказала мама, взъерошив волосы Акселя, как будто он собирал яйца один.
– Ингеборга забралась выше меня! – сказал ей Аксель.
Но мама словно его не услышала.
– Устроим пир, – объявила она.
Ингеборга в жизни не ела ничего вкуснее тех чаячьих яиц. Мать пожарила их на большой сковородке, добавив кусочек сливочного масла и щепотку соли. Они были похожи на расплавленное золото. Каждому досталось по одному: Ингеборге и Акселю, маме, папе и Кирстен.
Скорлупу от яиц Аксель отдал младшей сестренке, Кирстен. Она аккуратно разложила пустые половинки скорлупок на каменных выступах над кухонным очагом.
Но мама велела разбить их и выбросить.
– Я хочу их сохранить, – возразила Кирстен.
– Нет, Кирстен, их надо разбить, – сказала мама. – Иначе ведьмы сделают из них лодки. А потом уплывут в море, поднимут бурю и потопят рыбацкие суда.
Кирстен умоляюще посмотрела на папу, который всегда защищал ее перед матерью, когда та была слишком строга.
– Слушайся маму, Кирстен, – угрюмо проговорил он.
Кирстен нахмурилась, но все же собрала скорлупки и вынесла их из дома. Ее непослушные рыжие кудряшки сердито топорщились во все стороны.
На седьмой день октября 1659 года Аксель впервые ушел в море с отцом.
Мать была категорически против.
– Он еще маленький, – говорила она отцу. – Ему еще рано.
Но Акселю уже исполнилось двенадцать, а значит, он вступил в возраст, когда сыновья рыбаков должны начинать приобщаться к отцовскому ремеслу, пусть даже им предстоит уйти в море на несколько долгих недель.
К тому же Аксель и сам хотел в море.
