Ведьмы с Вардё - страница 5
– Мама, не бойся. Все будет хорошо, – сказал он. – Все мужчины уходят рыбачить, и я не хочу оставаться в деревне, как маленький мальчик.
Аксель всегда был любимчиком матери. Когда он отправился на рыбалку, мать стала дерганой и раздражительной. Особенно она доставала придирками Кирстен. Ингеборга ловко справлялась с делами по дому, и поэтому мама ее не попрекала, зато на Кирстен подзатыльники и шлепки сыпались постоянно. То она неусердно взбивает масло, то не так подметает, то зачем-то поет ягненку глупые песенки.
Зима все тянулась, и с каждым днем мать мрачнела все больше и больше. Каждый день она ходила на прибрежный утес и высматривала, не возвращаются ли рыбаки. В свисте студеных ветров явственно веяло предчувствием беды.
Ингеборга никогда не забудет тот день, когда рыбаки вернулись домой. Она никогда не забудет, как отец замер в дверях и, протянув руки к матери, сообщил, что их сын навечно остался в море.
– Ему было только двенадцать лет! – взвыла мать. – Ивер, я тебе говорила, что он еще маленький! Я тебя умоляла не брать его в море!
Ингеборге было страшно смотреть, как мать бьет отца в грудь кулаками; как сникает отец, превращаясь в бледную тень себя прежнего. Он и вправду вернулся из моря сломленной тенью. Человеком, раздавленным чувством вины и неспособным рассказать жене и дочерям, как именно он потерял сына. Даже Кирстен не смогла вызвать улыбку на его постаревшем, измученном лице. Даже когда она села к нему на колени и прижалась к его плечу. Куда исчез его смех? Где он теперь?
Там же, где Аксель, подумала Ингеборга. На дне холодного моря.
Когда отец не вернулся с рыбалки весной 1661 года, Ингеборга не удивилась. В глубине души она знала, что так и будет. Отец встретил смерть в море как избавление от непосильного груза печали. Ингеборга представляла, как он погружается в темную толщу воды, широко открыв рот и впивая соленое искупление. Он не мог снова вернуться домой без сына. Легче было отдать вину морю, чем вернуться к жене, чье лицо почернело от горя. Он не хотел возвращаться.
Когда Ингеборга размышляла о том, как отец сидел в лодке, совсем один в диком северном море, как он принял решение никогда больше не возвращаться домой, ее сердце сжималось от боли. Но еще и от злости. Отец знал, что может спокойно уйти. Потому что она, Ингеборга, позаботится о матери и сестре. Он знал, что дочь его не подведет.
Это было так несправедливо.
Прошел месяц с тех пор, как отец не вернулся с последней рыбалки. В тот холодный майский день Ингеборга и ее мать, не евшие досыта уже много дней, разгребали мусор на диком пляже. Они набрали побольше водорослей, чтобы сварить суп для себя и накормить овец.
Когда они вошли в дом, Кирстен сидела на кухне у очага и перебирала скорлупки чаячьих яиц. Ее лицо сияло улыбкой. Впервые после смерти отца Ингеборга увидела сестренку такой счастливой.
Мать застыла на месте, но Ингеборга почувствовала, как в ней кипит гнев.
– Где ты их взяла? – спросила мать, швырнув водоросли на пол.
Кирстен подняла голову и побледнела как полотно.
– Я их сохранила, – прошептала она. – Они такие красивые, мама.
Мать подошла к ней и принялась топтать скорлупки ногами, обутыми в старые сапоги из оленьей кожи. Потом схватила Кирстен за шкирку, подняла ее на ноги и со всей силы влепила пощечину.
– Мама! – испуганно вскрикнула Ингеборга.
Но вся боль от потери, накопившаяся в душе матери, теперь вылилась в ярость на младшую дочь.