Обугленный хворост еще не успели убрать из перистиля, как по всем Фивам громче грома разнеслись слова слепого прорицателя Тиресия. Вещий старец во всеуслышанье объявил, что Алкмене суждено родить от Зевса сына, который будет самым прославленным героем Эллады, совершит беспримерные подвиги, в конце жизни получит в награду бессмертие и войдет в сонм олимпийских богов!
Но спустя девять месяцев жена полемарха после долгих родовых мук разрешилась от бремени не одним, а двумя сыновьями, похожими, как два зерна одного ячменного колоса. И даже сам Тиресий не мог сказать, который из рожденных Алкменой близнецов был сыном Амфитриона, а который – сыном эгидодержавного Зевса.
Однако ненависть богини Геры к пасынку вскоре помогла разрешить эту загадку. Сыновьям Алкмены едва-едва исполнился год, когда Гера послала в дом Амфитриона огромных змей, чтобы они погубили маленького Алкида. И после того, как Алкид задушил чудовищных гадов, ни у кого больше не осталось сомнений в том, который из двух братьев – сын Зевса и будущий великий герой!..
…Так рассказывали эту историю в Аонии, в Аттике, в Локриде, во Фтии и в Мегарах, добавляя всякий раз новые удивительные подробности, – но эти подробности и множество других сплетен о Геракле Иолай узнает уже потом…
А в тот пасмурный осенний день он вошел в ворота древней крепости Кадмеи между молчаливым смущенным Гераклом и ужасно словоохотливым Менекеем, который рассказывал в основном про появление в доме Амфитриона ужасных змей – рассказывал так, как будто видел это собственными глазами:
– И вот ворота сами собой открылись, и по мраморному полу змеи вползли в детскую – из их глаз вырывалось пламя, их чешуя гремела, как медные доспехи, с острых зубов стекал яд! Чудовища вползли на щит, в котором спали Ификл и Алкид, и тут Зевс чудесным образом осветил комнату, чтобы разбудить близнецов. В ярком свете братья увидели над собой свирепые змеиные морды, увидели трепещущие раздвоенные языки, увидели загнутые внутрь смертоносные длинные зубы – представляешь себе, Иолай?! Ификл в ужасе завопил, скатился со щита на пол и пополз прочь, пытаясь спастись, а Алкид…
– Хватит болтать ерунду, Менекей! – одновременно воскликнули оба брата.
И Геракл добавил:
– Нет у нас дома никакого мраморного пола!
– …А Алкид протянул руки, схватил огромных змей за шеи, крепко сжал их и задушил! – ничуть не смущаясь, продолжал Менекей. – И когда в детскую вбежали разбуженные шумом Амфитрион с Алкменой, они увидели, что Алкид крепко держит за шеи задушенных змей, а Ификл испуганно плачет в углу…
– Смотри, сам у меня сейчас заплачешь! – злобно пообещал Ификл.
– …Назавтра Амфитрион послал за слепым старцем Тиресием, и прорицатель сказал, что отныне Алкид должен зваться Гераклом, что значит – «Прославленный Г’ерой», и что хотя ненависть царицы богов будет преследовать сына Зевса всю жизнь, он все равно станет величайшим героем Эллады, защитником людей и самих богов, в конце концов сам сделается богом и попадет на светлый Олимп!..
Мальчишки уже вышли на агору Кадмеи, но Иолая не отвлекли ни царящая здесь праздничная суматоха, ни зазывные крики торговцев, ни мычание жертвенных быков, которых гнали через площадь… Семеня рядом с Гераклом, он так внимательно вглядывался в его лицо, что тот не знал, куда деваться от этого пристального взгляда.
– Так ты, значит, сын Зевса? – спросил Иолай, когда Менекей на едином дыхании завершил свой вдохновенный рассказ. – И станешь великим героем, да?
