– И не стыдно вам, вместо работы, трепать языком, да еще и порочить ни в чём неповинного человека?! Что плохого сделала вам госпожа Фаррел? Чем навредила? По доброте душевной помогает оступившимся женщинам, а вы ее сразу – в ведьмы. Из-за цвета волос?! Да у нас пол-Данннингтона рыжеволосых, так, может, и они ведьмы и ведьмаки?!
Притихшая разом толпа стояла, понурив головы и, казалось, не решаясь возражать важному господину, но один все же осмелился, и Хэйвуд решил, что здесь не обошлось без прихвостня Невила:
– Не все рыжие – ведьмы, но все ведьмы – непременно рыжеволосы, так как адское пламя при сношении с дьяволом опаляет им волосы, – выкрикнул он. – А госпожа Фаррел рыжее всех в Даннингтоне! И она пришлая. Мало ли что она делала там, у себя, прежде чем появилась в наших краях!
Хэйвуду захотелось вытянуть гадкого прихвостня из толпы и свернуть ему шею. Но тот предусмотрительно затаился, не высовываясь наружу, а толпа опять загудела.
– Верно он говорит: до прибытия этой женщины и господин Фаррел был совершенно другим. Частенько наезжал в Даннингтон, интересуясь, как живется его обитателям, и мануфактура его процветала. А потом – раз! – как отрезало... Она околдовала его!
– Околдовала. Ведьма!
– Рыжеволосая ведьма.
– Ведьма наслала засуху на наши поля!
– Сжечь ведьму – и дело с концом.
Призывы становились один угрожающее другого, и Хэйвуд, как бы сильно он ни старался перекричать толпу, достучаться до разума даннингтонцев, осознал, что это бесполезное дело. Они не желали ни слушать, ни видеть его! Кричали, потрясая руками и призывая очистить свой город от скверны в лице двух проклятых ведьм, госпожи Фаррел и Мерит. В руках мужчин оказались вилы и топоры, у женщин – колотушки для стирки белья – толпа дрогнула по направлению к Лоджу, и Хэйвуд, по-настоящему испугавшись, погнал лошадь туда же, надеясь обогнать разъяренных жаждой крови людей и предупредить Джемму Фаррел о надвигающейся опасности.
Две мили от Даннингтона до Лоджа он одолел буквально за считанные минуты, по крайней мере, так ему показалось. Он на скаку соскочил с лошади, бросив поводья подоспевшему конюху, и закричал пробегавшей мимо служанке:
– Где госпожа Фаррел? Проводите меня к ней немедленно.
Девчонка испуганно пискнула и повела его в левое крыло дома, которое, как Хэйвуд знал, использовалось хозяйкой под комнаты для оступившихся женщин. В одной из таких он и нашел Джемму Фаррел, сюсюкающейся с младенцем.
Увидев его, она ахнула, прижав к себе копошащийся сверток, и неожиданно покраснела.
– Что вы здесь делаете? – воскликнула звонким голосом. – Пришли посмотреть на ребенка?
– На ребенка? – переспросил Хэйвуд, слишком занятый прочими мыслями, чтобы вдумываться в слова.
– На вашего... сына.
– На моего сына?! – Он тряхнул головой. – Простите, мне сейчас не до шуток: дело серьезное. Толпа даннингтонцев вот-вот будет в Лодже! Прикажите запереть ворота и двери. А вашим людям вооружиться!
К чести девушки будет сказано, она восприняла эту новость спокойно: возможно, еще не успела поверить, но, передав ребенка служанке, спросила очень серьезно:
– Но что происходит? В чём меня обвиняют?
– В ведьмовстве, как я вас и предупреждал. Очень жаль, что вы не послушались, и прилюдно пригласили в дом Мерит!
Джемма Фаррел затрясла головой.
– Вовсе нет, это было сделано тайно. Я была абсолютно уверена, что никто даже не видел ее! К тому же Гленис, ваша служанка, – с особым акцентом на «ваша», – разрешалась от бремени, и нам нужна была повитуха.
