Венецианская дева - страница 27



Но Хэйвуд, казалось, не слушал её: подался к окну, выглядывая в него на дорогу, и повторил, что ворота необходимо закрыть. Джемма тут же кликнула слуг, велев запереть ворота и двери...

– Вашим слугам необходимо вооружиться, – не отставал от неё Хэйвуд. – Эти люди настроены очень решительно!

– Но в Лодже совсем нет оружия. Фергюс был человеком тихим и мирным! Пара кремневых пистолетов лежит в его гардеробной, но это всё.

Её большие, испуганные глаза превратили обычно уверенную и холодную даму в растерянного ребенка.

Глядя на нее очень серьезно, Хэйвуд сказал:

– Джемма, эти люди обвиняют вас в страшных вещах. Женщину в Брокфилде сожгли и за меньшее!

Она тяжело, рвано выдохнула.

– Боже мой, Мерит, я должна позаботиться и о ней! – сказала она.

– Позаботьтесь в первую очередь о себе. Слышите, – Хэйвуд выдержал паузу, и до них долетели крики приближающейся толпы, – они уже рядом!

Джемма, согнувшаяся было под гнетом надвигающейся беды, распрямила поникшие плечи. Вскинула голову. И, прикрыв на мгновенье глаза, изобразила улыбку.

– Я с ними поговорю, – сказала она. – Воззову к разуму и, уверена, эти люди одумаются!

Но Хэйвуд покачал головой.

– Я пытался уже это сделать, но безуспешно: кому-то в толпе Невил приплачивает за разжигание ненависти к вам. И он успешно справляется!

Джемма мгновенно взбодрилась:

– В таком случае, он же и должен их успокоить, подумайте сами. Невил желал меня напугать, но не убить!

И, кажется, просчитался…

– Боюсь, Невил не до конца понимает, как сложно остановить сорвавшуюся с горной вершины лавину, а эти люди – всё равно что лавина. Не обольщайтесь, что сможете усмирить их!

– И все-таки я попробую.

С такими словами Джемма направилась к запертым воротам, за которыми, крича и ругаясь, бесновались жители Даннингтона. Удары в деревянные створки раздавались со всех сторон разом и могло показаться, что ворота вот-вот сорвутся с петель, настолько сильно они сотрясались. Хэйвуд видел, как Джемма сглотнула, когда отпирала маленькое окошко, чтобы выглянуть за ворота и говорить с даннингтонцами лицом к лицу.

– Ведьма! Это ведьма! – тут же оглушило её. – Хватай ведьму! – Чья-то рука, просунувшись в то же окошко, ухватила ее за корсаж и так отчаянно потянула, что Джемма едва не ударилась лицом в дверь. Хэйвуд ударил по вцепившимся в нее пальцам рукоятью кинжала, и те разжались, выпуская ее. Мужчина тут же оттащил девушку прочь, обхватив, всё ещё ошеломленную, за талию и направляя в сторону дома...

– Ни одно ваше слово не успокоит эту толпу. Пожалуйста, Джемма, – волнуясь за девушку, Хэйвуд и сам не заметил, что называет её просто по имени, – укройтесь в доме! Не провоцируйте их своим видом.

Она выдохнула, вцепившись в голубой камень, подаренный мужем на смертном одре, и всё еще не решаясь уйти.

– Что я сделала этим людям? – спросила она. – За что они так ненавидят меня? Неужели за эти семь лет, когда они не видели от меня ничего, кроме доброго к себе отношения, они так и не поняли, кто я такая? Не какая-то ведьма с рыжими волосами, а человек, сострадающий им.

Ворота сотрясались сильнее, сквозь незапертое окошко тянулись алчные руки, готовые разорвать её на куски.

– Джемма, лучше спрятаться в доме. Пожалуйста! – потянул её Хэйвуд.

– Спрятаться... Боже мой, будто я кто? Преступница? Или злодейка какая? – В доме заплакал ребенок, и она встрепенулась, только теперь поспешив со двора. – Это маленький Бенет, – сказала она. – Почему же он плачет? Алин, Алин, – позвала она, – почему плачет ребенок? Пусть Гарнет успокоит его. И спрячется в комнате.