Венера в русских мехах - страница 2

– Екатерина Михайловна, можно?

– Конечно Мария, входи! Что там? Случилось что? – тревожно спросила она.

В глазах соседки была скорбь, а в руках она держала листок. Екатерина Михайловна села на кровати. Болью пронзила ее догадка.

– Похоронка? – глухо спросила она. – Кто?

– Алексей Петрович Воронцов, – с дрожью в голосе прочитала Мария.

– А Василий? – еле слышно задала вопрос Екатерина Михайловна.

– Про Василия ничего нет, – также тихо ответила соседка.

Екатерина Михайловна прошла к шкафу, достала лежавшую икону, установила в углу на столике, поставила рядом канделябр со свечой.

– Я сейчас, я быстро, за спичками, – рванула к дверям Мария Дмитриевна.

– Не надо. У меня есть, – прошептала Екатерина Михайловна.

Она зажгла свечу, встала на колени и начала молиться. Молилась она за упокой души своего горячо любимого мужа и за спасение своего единственного сына.

Мария тихо вышла, чтобы оставить ее наедине с Богом, но дверь не закрыла. Мало ли что…

Вся жизнь Екатерины Михайловны теперь сосредоточилась на сыне. Каждое утро и перед сном молилась она, чтобы Господь вернул его живым. И Господь услышал ее. Василий выжил и пришел с фронта в чине капитана медицинской службы. Отец и война научили его многому. Он стал первоклассным хирургом без диплома.

В пятьдесят первом году сын привел в дом девушку.

– Знакомься, мама. Это Надя. Мы решили расписаться.

Екатерина Михайловна растерялась:

– И когда же?

– В эту субботу, – ответил Василий, восторженно поглядывая на Надежду.

…Свадьбу сыграли более чем скромную: из гостей только свидетели с обеих сторон да соседи. Екатерина Михайловна перешла жить в проходную комнату, свою отдала молодоженам.

Надежда тоже была врачом и работала в одной больнице с Василием. Девушка Екатерине Воронцовой понравилась, хотя чувство ревности все-таки у нее порой возникало. Через год родилась Вероника, и Екатерина Михайловна не могла малышке нарадоваться. Став бабушкой, оставила школу, оформила пенсию и полностью посвятила себя домашним хлопотам. Василий с Надеждой допоздна пропадали в больнице. Возвращались они зачастую, когда дочка уже спала. Воспитанием занималась Екатерина Михайловна.

Вероника росла красивой, смышленой девочкой. С раннего детства она знала, что в стране, в которой растет, не все можно говорить при людях. К семи годам, когда пришло время идти в школу, она благодаря бабушке по-французски говорила так же хорошо, как и по-русски, но только с бабушкой или отцом и когда их не слышат посторонние.

– Не надо, чтобы другие знали, что ты понимаешь другой язык.

– Почему?

– Потому, что другие подумают, что ты умнее их и захотят тебя сослать в неведомые края за кудыкину гору!

– А как же я буду учиться в школе? Я хочу учиться на пятерки. Значит, если я буду умной, меня захотят сослать?

– Нет, дорогая, быть умной не значит быть умнее. Учиться на пятерки – это можно. Это даже очень хорошо. А вот другой язык знать – плохо. Есть такие люди, которые сразу думают: а зачем этот человек знает другой язык? Может, он шпион?

– Ну, какой же я шпион? Мне только шесть лет.

– Тогда они подумают: а кто тебя научил говорить на другом языке? Бабушка? А зачем она тебя научила? Может, она шпионка? И тогда меня заберут и сошлют за кудыкину гору.

– Что ты, бабушка! – испугалась маленькая Вероника. – Я ни за что никому не скажу, что говорю по-французски.

Учиться Веронику отдали в школу, где изучали английский. Учебники, соответствовали какому-то странному адаптированному английскому, на котором не говорил ни один англичанин, и потому в великой стране будущего коммунизма мало кто владел иностранными языками. И действительно, зачем? За границу ездили единицы и только по спецразрешениям, книги иностранных авторов допускались только те, которые были одобрены советской цензурой. Между Советским Союзом и остальным миром был возведен «железный занавес». Руководители государства считали: чем меньше людей владеют другими языками, тем спокойнее. Так жила Страна Советов, и не надо было в ней выделяться особыми талантами. Себе же во вред.