Венерины башмачки - страница 9
Дверь слегка приоткрылась, и в проеме показалась голова отца, или кто он ей на самом деле.
── Катя, Котенок, ── это было что-то новое. Он так никогда ее не называл, даже в самом детстве. А тут, видимо, материны запреты на ласку рухнули, или бояться ее перестал ── чего мертвую-то бояться, вот и осмелел.
── Катя, Котенок, пойдем, я ужин разогрел, ── тихим голосом, просительно проговорил он.
── Иди, я сейчас, ── глухо ответила она.
── Может, хоть свет тебе включить? ── еще одна слабая попытка проявить заботу.
── Не надо. Иди. Я приду, ── Катя поймала себя на том, что постаралась сказать, как можно мягче.
Она, словно опасалась обнаружить в себе грубость и бессердечие, переданные ей по наследству кровным родителем.
Дверь осторожно закрылась, и Катя вновь погрузилась в темноту материной комнаты. Она почти никогда не заходила сюда раньше: мать запрещала. И вот впервые она оказалась здесь, и не одна. В комнате присутствовали те, кто мог быть ее семьей: ее мать и…. Слово «отец» никак не вязалось с тем грубым и самовлюбленным мужиком. Но родителей, как известно, не выбирают. И она, семнадцатилетняя, только теперь узнавала их.
Сил продолжать чтение почти не осталось, но переносить на завтра ── на это не было сил тем более. Катя встала и включила свет. Надо закончить сегодня. И закрыть эту страницу. Пусть завтра будет другой день. Неизвестно, каким он будет, но все страдания и унижения пусть останутся в сегодня. Она не хочет тянуть их за собой.
***
И Катя взялась за конверты с адресом Курганской области: «Игнатову А.А.». Вот, значит, какую фамилию она могла бы носить. «Игнатова», ── пробовала она на вкус. Внутри ничего не отзывалось. «Панкратова», ── сравнивала с той, с которой прожила все семнадцать лет. Особой разницы не чувствовала.
«Лешенька, дорогой, если бы ты знал, как без тебя плохо и пусто. Ты только вчера уехал, а мне кажется, что вечность прошла с тех пор. Странная штука ── время. С одной стороны, без тебя оно как будто остановилось, никуда не движется, а с другой, такое впечатление, что уже давным-давно тебя не видела. Не смотрела в твои глаза, не вдыхала твой запах, не любовалась, как ты смешно втягиваешь в себя ложку супа.
Я каждые пять минут смотрю на часы, пытаясь представить, что ты там сейчас делаешь. Так обманываю реальность, создаю в своей голове иллюзию того, что я рядом. Глупо, да? Но ничего не могу с собой поделать.
Лешенька, я понимаю, что у тебя на новом месте будет много работы. Но пообещай мне исполнить одну мою просьбу. Давай будем писать друг другу письма. Тем более, что у тебя не будет телефонной связи. Что ж это за глушь такая, куда невозможно будет дозвониться! Конец двадцатого века, а у них телефона нет. Мне так хочется говорить тебе о моей любви и слышать о твоей. Ну, что ж, значит, будем разговаривать через письма.
Понимаю, что у тебя будет много работы, но я все придумала: я буду в каждом своем письме отправлять тебе пустой конверт, на котором заранее буду писать свой адрес, чтобы тебе не тратить на это время. Ты только вкладывай в него листок со своим письмом. Ну, хоть несколько слов. Мне будет достаточно.
Здорово я придумала. Правда?
Люблю тебя. Считаю часы и минуты до нашей новой встречи.
Твой малыш».
Так хочется весны не только в природе, но и в душе. А у тебя на душе какое время года?
Целую тебя, мой любимый и единственный».
«Лешенька, родной, не сердись. Наверное, у меня действительно весеннее обострение. А я думала, что это весеннее настроение. Видишь, даже в рифму заговорила. Не хочу отвлекать тебя от твоих важных дел. Понимаю, что тебе надо завоевать авторитет, уважение. А весна! Подумаешь, весна. Их еще столько у нас будет. У тебя скопилось уже несколько пустых конвертов с моим адресом. Понимаешь, на что я намекаю?