Венерины башмачки - страница 7



Кате казалось, что ее исхлестали по щекам. Письмо было обращено другой женщине, ее матери, а казалось, что это ей самой отвешивали пощечину за пощечиной.

Немного придя в себя, Катя начала складывать в общую картину только что прочитанное. Выходило, что у ее матери от этого человека был ребенок, человек от ребенка отказался, мать бросил. «Значит, мой отец ── вовсе и не отец мне. Может, поэтому он всегда так старательно меня любил? Чтобы заглушить эту правду, которая состояла в том, что я ему чужая», ── эта догадка ошеломила своей неожиданностью и очевидностью. «А мать… Она не смогла простить того ── моего настоящего отца, а я своими существованием каждый миг напоминала ей о нем, о том, что она брошена. Поэтому она и не любила меня. А, может, видела во мне его черты. Кстати, как он, интересно, выглядел, я похожа на него? Наверняка. Так вот он ── ответ на вопрос, который мучил меня всю жизнь, вот в чем причина». ── От этого открывшегося ей знания легче не становилось. Пожалуй, наоборот. Раньше она страдала от материнской нелюбви, а теперь к ней добавилось предательство того, кто мог быть ей отцом, но не захотел, отверг еще до рождения. Вот такая двойная нелюбовь получалась. Вот такое знакомство с давшим ей жизнь. «Интересно, знает ли он, что я все же родилась, думал ли когда-нибудь обо мне?» ── Странно, почему-то она не испытывала к нему ни злости, ни ненависти. Скорее, любопытство. Хотелось познакомиться. И она решила сначала прочитать его письма ── познакомиться не терпелось.

Из-за того, что штемпели на конвертах были смазаны, восстановить хронологию не получилось. И она принялась читать, не заботясь о последовательности событий.

«Привет. У меня все хорошо. Много работы. Приехать не получится. Поздравляю с 8 марта. Желаю здоровья и счастья в личной жизни».

«Привет. Мне, конечно, лестно читать твои письма ── прямо как Татьяна Онегину. Но мне ей-богу не до этих сантиментов. Тебе тоже могу посоветовать заняться делом. Это всегда помогает не маяться ерундой».

Он явно был не многословен.

«Почему он ее не называет по имени?» ── подумала Катя. И поймала себя на том, что имя матери сама как будто не помнила ── даже как-то удивилась, увидев его на могильном памятнике.

В душе поднималась злость на этого незнакомого ей мужика, которому, оказывается, она обязана своим рождением. И еще какое-то странное, незнакомое чувство к матери ── то ли жалость, то ли сочувствие. Она не могла в нем разобраться.

«И сколько раз тебе повторять одно и то же? Я перед отъездом тебе четко сказал, что уезжаю надолго. У меня здесь ответственная работа, а ты меня каждый день дергаешь по пустякам. Весны ей хочется не только в природе, но и в душе! Я-то при чем здесь? Пожалуйста, сама реши для себя вопрос весеннего обострения».

По мере чтения Катя начинала различать оттенки его настроения и отношения к матери. К равнодушию и грубости примешивалась явная издевка.

«Избавь меня от подробностей своего быта, работы, грызни с подругами. Неужели ты думаешь, что мне интересны эти бредни и есть время во все это погружаться? Я уже сто раз давал себе обещание перестать тебе отвечать. Но отвечаю, сам не знаю зачем. А ты пользуешься моей добротой. Насчет звонков. Я тебе еще перед отъездом объяснил, что звонить мне будет некуда, здесь нет связи. Все! Мне надо работать. Надеюсь, я предельно четко все объяснил».