Я ни о чем не спрашиваю его. Ни о том, как он узнал мой адрес, ни про Лею. Когда дочку похитили, у меня была мысль о том, что это сделал сам Арслан.
Конечно, он не выходец с гор, но его восточные корни делают его слишком вспыльчивым и горячим, и я вполне допускала, что он может так отреагировать на то, что у него есть дочь.
И теперь не знаю даже, что хуже: что похитил не Арслан, который бы мог отобрать легко у меня материнские права: с его связями это раз плюнуть. Или что это сделали другие люди, и раз он тут, то скорее всего, чтобы заставить Сабирова их слушаться.
Тру устало лицо, глаза болят после слез, точно в них кто-то плеснул добрую порцию песка.
Я молчу, молчит и он. Секунды тянутся в тишине, двое его людей ждут на кухне, я слышу, как скрипит под одним из незваных гостей табуретка.
Господи, прошло уже почти двенадцать часов с момента похищения Леи. Как она там? Это пугает больше всего, неизвестность. Как же ей страшно там, маленькой моей, кто даст ей воды, кто отведет в туалет, а если они держат ее в сыром подвале?
Защитные барьеры рушатся, я снова всхлипываю, представляя в красках эту картину.
— Арслан, — голос дрожит, — верни мне дочь. Заклинаю, я готова отдать тебе все, что хочешь, только верни ее.
Он оборачивается медленно, в глазах полыхает недобрый огонь.
— Все, что хочу? — уточняет он, будто не расслышал, — Карина, теперь у тебя нет ничего, что я бы хотел.
Я закрываю рот рукой, чтобы не закричать. Если он откажет в помощи и соберется уходить, я готова броситься ему в ноги, готова держаться за штанину и кричать, только бы он не оставил меня одну с моим горем.
Не оставил Лею.
— Это же твоя дочь, — последний аргумент, который у меня остался, — ты не можешь…
— Заткнись! — рявкает так, что слышно наверняка у всех соседей. Дышит тяжело, грудная клетка ходит ходуном, — не тебе решать, что я могу, что нет. Собирай шмотки, мы уезжаем. У тебя есть пять минут.
— Но…
Я пытаюсь ему возразить, у меня так много причин, почему я должна остаться здесь, и как минимум одна самая важная — Лею похитили здесь, недалеко, быть может эти люди не успели вывезти ее и она находится где-нибудь по соседству. Надо прочесать район, надо…
— Пять минут, — повторяет равнодушно и идет вон из комнаты, ничего больше не сказав. Его молчаливая свита покидает квартиру, хлопает входная дверь, а я наклоняюсь, чтобы подобрать игрушку, на которую наступил Арслан.
— Ма-ма, — говорит кукла и повторяет, — ма-ма.
4. Глава 4.
Карина
Во дворе — темные квадратные джипы.
Сабиров верен себе, его любовь к штутгартскому автопрому не изменилась. Хоть что-то осталось, как прежде.
Сажусь внутрь салона, ощущая горькую иронию. Так вот как чувствуют себя люди за которыми приехал черный воронок ( автомобиль для перевозки арестантов — прим. автора).
Арслан впереди, рядом с водителем, и это хорошо.
Мне нужно больше свободы от него, он слишком давит. Я бы согласилась ехать в другом авто, но кто меня спрашивал? Поэтому я подтягиваю ноги к груди, стряхивая обувь, и облокачиваю затылок на кожаный подголовник.
Меня точно выпотрошили: был человек, осталась оболочка. Но хуже всего то, что я не могу ничего сделать или на что-то повлиять, я не причина, я лишь следствие.
Закрываю глаза, и вижу Лею. Челка длинная, уже лезет на глаза, но я не стригу, хочу быстрее сделать хвостики. Нос кнопкой, белые зубки, маленькая родинка на щеке, как точка.
