Он расстегнул чемодан и начал раскладывать свои немногочисленные пожитки. Это был его ритуал, его способ создать островок порядка в любом, даже самом хаотичном месте. Он повесил свой второй костюм на хлипкую проволочную вешалку в небольшом стенном шкафу. Положил две свернутые рубашки и белье на полку. Свитер оставил на стуле. На стол у окна он поставил свои туалетные принадлежности: зубную щетку, бритву, кусок простого мыла. И рядом, в самом центре, положил старую книгу без обложки.
Теперь это была его комната. Его база. Его якорь.
Он подошел к окну. Оно выходило на задний двор, где под слоем снега угадывались очертания пустых мусорных баков. За ними начинался густой, темный лес. Между мотелем и лесом кто-то натянул веревку для белья, и теперь на ней висели длинные, ровные сосульки, похожие на стеклянные зубы. Вид был унылым и меланхоличным. Никаких величественных панорам, никаких дорогих особняков. Только задворки, изнанка мира.
Артур смотрел на эти сосульки, на грязный снег, на темную стену леса. Этот вид не пытался ему понравиться. Он ничего не требовал. Он просто был.
За стеной кто-то включил телевизор. Доносился приглушенный, неразборчивый гул голосов. Где-то далеко на дороге проехала машина. Мотель «Горная сосна» жил своей тихой, неприметной жизнью.
Артур знал, что через час он сядет в свою машину и поедет вверх по склону, в мир глянца, лжи и скрытой боли. Он войдет в дом, где каждая вещь кричит о своем статусе, а каждый человек носит маску. Он будет дышать их отравленным воздухом, слушать их выверенные речи, смотреть в их испуганные, невротичные глаза.
Но потом он вернется сюда. В эту убогую, безликую комнату. Он сядет на этот стул, включит эту лампу и откроет свою книгу. И здесь, в этом маленьком анклаве порядка и честности, он сможет снова откалибровать свой внутренний компас. Этот номер был его крепостью. Невзрачной, но неприступной. Здесь начиналась и здесь заканчивалась его территория. Все, что было за ее пределами, ему не принадлежало. И поэтому не могло ему навредить.
Поднимаясь по извилистой частной дороге к особняку Вандермиров, Артур почувствовал, как его старенький «Форд» стал еще более неуместным. Асфальт здесь был безупречно черным, подогреваемым изнутри, чтобы на нем не образовывалась наледь. По бокам дороги стояли не просто сосны, а тщательно отобранные, идеальные экземпляры, подстриженные и ухоженные, словно солдаты почетного караула. Воздух стал еще более разреженным и чистым. Слишком чистым.
А потом он увидел дом.
Он не появился внезапно. Он нарастал, открываясь по частям за каждым новым поворотом, словно огромное, медлительное существо, нехотя показывающееся из своего логова. И когда Артур наконец подъехал к кованым воротам, дом предстал перед ним во всей своей чудовищной, абсурдной красе.
Это не был дом. Это была архитектурная цитата, составленная из десятка разных книг, ни одна из которых не была дочитана до конца. Он был огромным. Гигантомания была его главным и, возможно, единственным ясным высказыванием. В его основе лежало что-то от альпийского шале – массивные балки из темного, почти черного дерева, крутая скатная крыша. Но на эту простую, брутальную основу было налеплено все остальное.
