– Тебе следует быть поближе к княжичу Игорю. И – к Неждане: у нее очень малая дружина.
– Вряд ли один меч Сигурда усилит ее, конунг, – осторожно произнес Зигбьерн.
– У нас нет сил. Ты это знаешь.
– Повели княжичу Урменю сопровождать Сигурда.
– Урмень – сын князя Воислава. Я не могу отдавать повеления славянам. Пока – не могу.
Это «пока» прозвучало столь значительно, что все замолчали. А слово продолжало звучать, и чего в нем было больше – угрозы, тайного намека или простого хвастовства, – Сигурд понять не мог. И сказал, чтобы только избавиться от возникшего в нем недоброго предчувствия:
– Если позволишь, я попрошу побратима Урменя сопровождать меня в Старую Русу, конунг. У него – четыре десятка молодых, но бывалых воинов.
– Здесь эти четыре молодых десятка едят дичину, а в Старой Русе их придется кормить запасами конунга, – сказал Зигбьерн. – Как посмотрит на это Ольрих?
– Так, как скажу я, – буркнул конунг. – Сигурд передаст ему мое повеление.
– Ты уверен в своем славянском побратиме? – спросил Зигбьерн.
– Он считает, что я спас ему жизнь.
– Ты в самом деле спас его.
– Все было подстроено, Зигбьерн. Я рассказывал, как именно.
– И ты думаешь, что люди Хальварда оставили бы Урменя в живых? – усмехнулся конунг. – Кто метит сразу в двух зайцев, не попадает ни в одного.
И это Сигурду было неприятно слышать. Им играли, как шахматной пешкой, и то, что пешке удалось выйти в ферзи, – всего лишь случайность. Тот таинственный рус ни разу не видел, как Сигурд ведет бой, но хорошо знал о его искалеченной руке.
– Было бы куда проще свалить нас топорами вятичей поодиночке, конунг.
– Кто знает глубину замыслов Хальварда, – улыбнулся Олег. – Я – не знаю и не хочу знать. – Он помолчал. – Ты привезешь княжича Игоря в Смоленск под защитой Урменя и твоих варягов.
– Я не знаю дороги в болотах, конунг.
– Луна в полнолуние указывает путь, если держать все время на нее. – Конунг внезапно замолчал. – Впрочем, к тебе придет проводник.
– Когда мне его ожидать?
– Когда умрет князь Рюрик.
Сердце Сигурда сжалось от боли. На лбу вдруг выступил пот, язык скорее пролепетал, чем произнес:
– Моя клятва, конунг. Ты обрекаешь меня на бесчестье?
– Рюрик стар, слаб и болен, Сигурд. Я имел в виду только это, и ничего иного.
– Благодарю тебя, мой конунг.
– Мне нужны твои внуки, Сигурд. – Прежняя открытая и теплая улыбка появилась на лице Олега. – Ешь побольше веприны, в Киеве мы справим твою свадьбу.
3
Олег был убежден, что держит в руках все нити, что знает все концы. Но он знал только то, что ему сообщали, облекая известия в такую продуманную вязь, что у конунга создавалось впечатление истины, исчерпанной до дна. Не потому, что сознательно стремились обмануть: так уж сложилось. Сильный и проницательный отец Ольбард Синеус, отрочество, проведенное в заложниках у Рюрика, удачливая молодость, уверенность в себе и своих друзьях – все вместе исключало представление о придворных шепотках, связях, скрытности, недосказанности, а то и лукавстве. Нет, никто вроде бы и не пытался плести свои сети: просто окружение жило привычной, давно сложившейся жизнью, полагая – кто искренне, а кто и своекорыстно, – что безопасность наследственного конунга не требует исчерпывающих обстоятельных докладов. У каждого были свои заботы, свои хлопоты и свои тайны, но все вместе работало, как давно отлаженный механизм. Так, например, самоуверенный и убежденный в точности своих расчетов Олег был бы неприятно поражен, узнав, что вездесущий Хальвард давным-давно, еще с первой горячей юношеской ночи, не только знал об Альвене, но и частенько навещал ее, делая это куда более осторожно, чем его молодой конунг.
