– Это печальная история, – Лёня пожал плечами. – Его сын биохимический окончил. По стопам отца, как говорят. Толковый был, да занялся не той химией. Таблеточки начал делать, экстази и разную наркоту. Вот на десятку и залетел. Я помогаю, чтобы перевели на поселение, чтоб не в камере, – Лёня указал в конец улицы. – Машину мне там оставили. Сейчас пообедаем и глянем на здешние красоты… Места тут сказочные!
Он подошёл к потёртому жигулёнку и жестом фокусника вынул из кармана ключи. Разговор продолжался под урчание мотора.
– А у Гудвина квартира в Иркутске хорошая, да и пенсия пристойная. Но любит он этот медвежий угол, может, себя аскетизмом наказывает. Да и характер у него своенравный, как погода на Байкале или природа на Ольхоне. Тут ведь всё смешано: песчаные дюны и сосновые рощи, степи и непроходимая тайга… В общем, нашли они друг друга, Ольхон и Гудвин. Игорь Олегович-то у местных шаманов от депрессии лечился. Помогло.
– Да, – подхватила Катя, – они многое знают. И ведь всё своё умение лишь по наследству передают, без записи и без всяких других подсказок.
– Наверное, помогают Гудвину избавиться от тяжёлых мыслей про сына. Вот уж родительская голгофа.
После обеда решили пройтись. Катя, долгие годы мечтавшая окунуться в объятия родных просторов, размышляла, куда сначала пойти: на мыс Хобой или на мыс Бурхан.
Леонид выглядел озабоченным.
– На днях мы с тобой съездим в горы недалеко от Тэгды, про это место Гудвин-то и говорил. Там бурятская знахарка живёт, я её с детства знаю. Последний раз года два назад видел. Так вот. Выясним, кто к ней недавно приходил о травах расспрашивать. Тут некоторые под видом туристов или травников рецептики вынюхивают. А то ли они ищут и за тех ли себя выдают – тоже пробить надо. Да и про японцев разведаем…
Степь плавно перетекла в тайгу, и они с Лёней уже шли в сторону Байкала через лес. Там пахло весной. Когтистые ветки сосен трепетали на ветру, источая тонкий аромат, а стебли багульника, ещё не ожившие, но уже оттаявшие, тянулись к яркому небу.
Вдруг Катя резко остановилась и прислушалась.
– Кто-то идёт за нами, – не оборачиваясь, шепнула она.
Рука Лёни метнулась к кобуре, он быстро обернулся – тихо. Не дыша, застывшие, словно на фото, они простояли секунд двадцать. Невдалеке резко хохотнула птица, и снова всё замерло.
– Это издержки, – ухмыльнулся Лёня, – профзаболевание. Те, кто часто был под огнём, чувствует себя целью. А потому мы привыкли и двигаться, как бегущая мишень, так, чтобы не совпасть с прицелом. Мы ведь даже спим в такой позе, чтобы моментально вскочить. Уловив в глазах Кати молчаливое согласие, Леонид ещё раз напряженным взглядом проскользил вокруг.
– Понимаю – согласилась Катя. Нас сознание защищает, подсовывает то шорохи, то недобрые взгляды.
Катя понимала, что беспощадная игра мысли заставляла её насторожиться даже при мелких знаках тревоги. Порой Катя даже ругала себя за болезненную подозрительность. Особенно, когда рука человека из толпы резко падала в карман и казалось, что вместо пачки сигарет оттуда появится оружие…
– У меня слух чуткий и зрение такое, что и в темноте вижу.
– Это как кошка, что ли?
– Почему кошка? – хохотнула Катя. – Как пантера или тигрица. Будем думать по-крупному.
– Согласен!
Лёня бросил на попутчицу горячий взгляд, про себя заметив: «А девка-то – огонь! Хочет сразу в тигрицы!»
Они спустились с таёжной горы вниз к озеру. Берег хрустел галькой под тяжёлыми ботинками. Чуть припорошенный снегом, он сливался с ледяной коркой Байкала. Макушки таёжных великанов трепетали на ветру, кланяясь его величеству царь-озеру.
