Анисья (сходит с крыльца к Матрёне). Нету.
Матрёна. Да ты всё ли обыскала? В полу-то?
Анисья. И там нету. Нешто в пуньке. Вчера туда лазил.
Матрёна. Ищи, пуще всего ищи. Как языком вылижи. А я примечаю – нынче и так помереть: ноготь синий, и на лицо земля пала. Самовар-то поспел, что ль?
Анисья. Закипать хочет.
Явление четырнадцатое
Те же и Никита (приходит с другой стороны, а если можно, приезжает на лошади к воротам; не видит Петра).
Никита (к матери). Здорово, матушка! Здоровы ли дома?
Матрёна. Слава Господу Богу, живём, пока хлеб жуём.
Hикита. Ну что, хозяин как?
Матрёна. Тише, вон он сидит. (Показывает на крыльцо.)
Никита. Так что же, пущай сидит. Мне чего?
Пётр (открывает глаза). Микита, а Микита, подь-ка сюда.
Никита подходит. Анисья шепчется с Матрёной.
Что рано приехал?
Никита. Допахал.
Пётр. За мостом полоску пахал?
Hикита. Туда далече ехать.
Пётр. Далече? Из дома дальше. За нарочным поедешь. Заодно бы.
Анисья, не показываясь, прислушивается.
Матрёна (подходит). Ах, сынок, что ж так хозяину не стараешься? Хозяин хворый, на тебя надеется, ты должен, как отцу родному, жилы вытягивай, а служи. Так я тебе приказывала.
Пётр. Так ты того, ох!.. картошки повытаскай, бабы… о!.. переберут.
Анисья (про себя). Как же, и пошла я. Опять от себя всех услать хочет; должно, на нём теперь деньги-то. Куда-нибудь схоронить хочет.
Пётр. А то, о-ох!.. сажать время придёт, а они попрели. Ох, мочи нет. (Поднимается.)
Mатрёна (вбегает на крыльцо, поддерживает Петра). Аль в избу свесть?
Пётр. Сведи. (Останавливается.) Микита!
Никита (сердито). Чего ещё?
Пётр. Не увижу тебя… Помру нынче… Прости меня, Христа ради, прости, когда согрешил перед тобой… Словом и делом, согрешил когда… Всего было. Прости.
Никита. Что ж прощать, мы сами грешные.
Матрёна. Ах, сынок, – ты чувствуй.
Пётр. Прости, Христа ради. (Плачет.)
Никита (сопит). Бог простит, дядя Пётр. Что ж, мне на тебя обижаться нечего. Я от тебя худого не видал. Ты меня прости. Может, я виноватее перед тобою. (Плачет. Пётр, хныкая, уходит. Матрёна поддерживает его.)
Явление пятнадцатое
Никита и Анисья.
Анисья. О, головушка моя бедная! Неспроста он это. Задумал, видно, что. (Подходит к Никите.) Что ж ты сказывал, что деньги в полу, – нету там.
Никита (не отвечает, плачет). Я от него худого, окромя хорошего, ничего не видал. А я вот что сделал!
Анисья. Ну, буде. Деньги-то где?
Никита (сердито). А кто его знает. Ищи сама.
Анисья. Что больно жалостлив?
Никита. Жалко мне его. Как жалко его! Заплакал как! Э-эх!
Анисья. Вишь, жалость напала, есть кого жалеть! Он тебя собачил, собачил, и сейчас приказывал, чтоб согнать тебя со двора долой. Ты бы меня пожалел.
Hикита. Да что тебя жалеть-то?
Анисья. Помрёт, деньги скроет…
Никита. Небось не скроет…
Анисья. Ох, Никитушка! За сестрой ведь послал, ей отдать хочет. Беда наша, как нам жить будет, как он деньги отдаст. Ссунут они меня со двора! Уж ты бы похлопотал. Ты сказывал, в пуньку вечор лазял он?
Никита. Видел, он оттель идёт, а куда сунул, кто его знает.
Анисья. О, головушка, пойду там поищу.
Явление шестнадцатое
Те же и Mатрёна (выходит из избы, спускается к Анисье и Никите, шёпотом).
Матрёна. Никуда не ходи, деньги на нём, я ощупала, на гайтане они.
Анисья. О, головушка моя бедная!
Матрёна. Теперь сморгаешь, ищи тогда на орле – на правом крыле. Сестра придёт – и прощайся.
Анисья. И то придёт, отдаст ей. Как быть-то? О, головушка!
