Виват Елисавет! - страница 4

________________________________________

[1] Любодейчищ - незаконнорожденный ребёнок.

***

Рано утром он отвёз Соню в Торосово, а сам вернулся обратно. Для визита к графине было ещё слишком рано.

Владимир бродил по дому, словно задумчивое привидение. От волнения познабливало. Он понимал, что задуманное перевернёт его жизнь, а возможно, и искорёжит её. Поступок сей не поймёт никто, ни отец, ни друзья, ни тем более общество. Хорошо, коли в бешеный дом не свезут.

Вчера, вернувшись в имение, он нашёл несколько нераспечатанных отцовских писем. Батюшка вновь интересовался, какую стезю намерен избрать его ветроголовый сын, и советовал обратиться за помощью к князю Барятинскому. По тону письма чувствовалось, что терпение, каковое никогда не числилось в матрикуле отцовских добродетелей, на исходе. Если он женится на крепостной, можно смело забыть о любой карьере, а о реакции отца на подобную эскападу Владимир и вовсе старался не думать. Меньшее, что его ожидало — изгнание из дома, проклятие и лишение всяких средств к существованию как в настоящем, так и в будущем. Он поёжился.

Впрочем, можно же венчаться тайно, как Филипп. Нанять для Сони учителей, а потом, когда она получит хорошее воспитание, представить её в обществе не слишком знатной иностранной дворянкой, француженкой или немкой.

Великий Пётр одним мановением превращал своих сподвижников из простолюдинов и даже холопов в сановников и вельмож. И сам был венчан на прачке. Если царь женился на «портомое[2]», отчего граф не может жениться на дворовой девке? Или «Quod licet Jovi, non licet bovi» — «Что позволено Юпитеру, не позволено быку»?

Владимир вздохнул. Чувства, которые вызывала у него простая деревенская девушка, были столь сильными и острыми, что порой он страшился их. Весёлый, легконравный, доброжелательный, но поверхностный во всём, Владимир знал за собой это. К женщинам, как барышням, так и актрисам, охладевал быстро. Иногда роман длился месяц-два, иногда пару недель. Как правило, стоило ему расстаться с предметом своих грёз больше чем на неделю, ветреная натура тут же остывала или находила иной объект для обожания.

Тем удивительнее было это новое чувство, сильное и глубокое, точно омут. Уезжая в Ревель, Владимир втайне даже надеялся, что разлука вернёт его всегдашнее, такое уютное состояние души, когда жизнь — словно весёлый пир с музыкой и танцами, а любовь — лишь приятная приправа к блюдам того пира. Расставание не остудило, а напротив, ещё сильнее разожгло опасное пламя, бушевавшее в душе, и оно стало напоминать пожар, беспощадный, яростный, роковой…

Чувство волновало и пугало. И хотя даже наедине с собой он делал вид, будто ничего необычного не происходит, где-то на самом донышке души, куда Владимир без нужды старался не заглядывать, он знал — так теперь будет всегда.

«Купала повенчал. Кто на Купалу слюбится, век не расстанется», — вспомнилось ему. И впрямь, что ли, языческий бог свёл его с Соней?

Напольные часы пробили час дня. Владимир тщательно оделся и велел седлать коня.

_______________________________________

[2] Прачке

***

Графиня Тормасова приняла его в кабинете. В комнате, несмотря на ясный морозный день, было сумрачно из-за прикрытых портьер, но, когда Евдокия Фёдоровна поднялась навстречу, Владимир заметил, как сильно она похудела и осунулась. Видно, побег дочерей не прошёл для неё даром.