Владислав Дворжецкий. Чужой человек - страница 3

Максимилиан Чистов.

Михаил Герасимович.

Андрей Азанчевский.

Евгений Василевский.

Вацлав Дворжецкий…

В чьей голове рождается вполне себе сумасшедшая идея сначала легального, а потом и нелегального пересечения границы и бегства в Польшу, уже не узнать. Впрочем, весьма вероятно, что автором идеи о бегстве был как раз-таки старший Дворжецкий. С друзьями-соучениками Чистовым, Азанчевским и Герасимовичем он планировал бежать на историческую и культурную родину и наконец-то продолжить учиться (а тяга к знаниям у девятнадцатилетнего заводского рабочего, в свободное время читающего запретных Достоевского, Спенсера, Гегеля, рвущегося слушать оперу – тоже подозрительное «искусство дворян!» – была феноменальной, такой и осталась до конца жизни). В итоге спутником его на этом пути стал соученик по профшколе Феликс Яворовский, с которым они пересекли границу, – с тем чтобы сразу быть задержанными польской погранохраной, немедленно взявшей молодых людей под арест.

Естественно, в Польше к перебежчикам отнеслись подозрительно и однозначно дали понять, что право на политическое убежище и высшее образование надо еще заслужить. Им предложили присоединиться к антисоветской агитационной работе, которая и должна была сделаться пропуском за границу. Дворжецкий согласился: он, собственно, и так проводил эту пресловутую агитацию, когда в профтехшколе высказывал крамольные мысли о частной собственности, по словам преподавателей «плохо влияя на молодежь», – что ему было терять? Яворовский тоже согласился. Ему и подавно терять было нечего: годом раньше он уже стал секретным сотрудником советских органов госбезопасности.

Вернулись в СССР. Дворжецкий начал готовиться к агитации сразу же. Подключал к деятельности друзей и соучеников, раздумывал, где купить пишущую машинку, собирался печатать агитационные материалы… В это самое время ОГПУ и дало ход доносам, которые во множестве были написаны на Дворжецкого и его товарищей другими товарищами, в том числе и Яворовским, в разные годы и по разным причинам завербованными в органы в качестве осведомителей. Суд состоялся 20 августа 1930 года. Все участники «ГОЛ», кроме тех, кто стучал, и кроме главного фигуранта – Дворжецкого, получили от трех до пяти лет исправительно-трудовых лагерей.

Таким образом, с точки зрения советских спецслужб участники группы под звонким и дерзким названием (напомним их лозунг: «Забить „ГОЛ“ в ворота системы!») действительно были взяты за дело. Десять лет спустя это «дело» могло бы обернуться расстрелом, но в 1930-м юного гордеца и противоборца режиму осуждают всего лишь на десять лет лагерей – срок, из которого Вацлав Дворжецкий отсидел ровно семь[8].

Надо сказать, что и полвека спустя, в 1980-е, уже приобретя всесоюзную известность и похоронив сына, уже страдая от глазной болезни – наследство лагеря, – которая позже обернется полной слепотой, Дворжецкий не сожалел о том, что случилось, и даже гордился своим первым сроком: «Я не оклеветанный, не по доносу, я за дело сидел»