– И пускай себе…. Если холоп, вдруг, стал умнее господина, почему бы к нему не прислушаться? Ты вот что, Алексей Андреевич, изучи-ка внимательно, что они там предлагают, да вычлени полезное. Потом мне расскажешь. Что-то еще у тебя?
– Продовольствия в армии не хватает, государь. Недород нынче…
– А я тебе давно говорил: надобны вольные военные поселения. Армия тогда сама себя кормить сможет. Ты вспомни! В 1806 году Бонапарт полностью уничтожил прусскую армию, от самой Пруссии отрезал все плодородные земли, а уже через шесть лет под прусскими знаменами оказалось сто пятьдесят тысяч обученных солдат. Все тогда удивились. А оказалось, что всех крестьян обучали военному делу прямо на месте в их селах, когда страда заканчивалась.
– Так ведь не все то русскому хорошо, что и немцу, государь. Их юнкеры сами со своими крестьянами штыковому бою обучались. Нешто наши помещики так же будут?
– Не будут…. Вот и займись этим. Подумай, как нам все обустроить. Мне нужен план.
– Так ведь не разорваться мне, ваше величество!
– Набери людей, сколько надобно. Можешь даже департамент создать. Подготовь указ, я подпишу.
Отпустив Аракчеева, Александр откинулся на спинку кресла. В свой сорок один год от роду он начал уставать. Не физически, нет. Он все еще мог долго гулять пешком, мог совершать длительные конные прогулки, мог ехать в дальние края, периодически меняя седло на карету. Он уставал умом. В такие минуты ему нужно было кому-то выговориться, излить душу, поделиться сомнениями. Но в том-то и беда, что некому. Брат Константин был всегда тем громоотводом, который не давал душе царя быть пронзенной молнией сомнений. Теперь Константин в Варшаве, а здесь и нет никого. Разве что позвать старого друга детства, князя Александра Голицына? Он ведь заведует в государстве делами духовными… Вот пусть и полечит душу своего императора.
Царь отправил флигель-адъютанта на поиски Голицына, а сам прикрыл веки и забылся чутким сном. Разбудил его шорох открываемой в хорошо смазанных петлях двери.
– Князь Голицын, – доложил адъютант.
Царь кивнул, адъютант обернулся и тут же в комнату вбежал нескладный человек на коротких ногах. На лице его был написан подобающий случаю встревоженный вид.
– Что случилось, государь? – взволнованным голосом спросил он.
– Садись, Александр Николаевич. Ты мне и расскажи, что случилось. Слышал я, вероотступников всяких покрываешь.
– То навет завистников, государь. Отступлений от веры христианской в столице нет. Если вы о вдове Татариновой изволите говорить, то она, напротив, подвижничеством своим просветления достигла. Грядущее видит.
– Значит, ты теперь свое грядущее знаешь?
– Нет, сир…
– Отчего же? Неужели неинтересно?
– Страшно, сир, – перешел на шепот князь. – Она тут месяц тому назад купцу Митрофанову скорую смерть напророчила, так он третьего дня помер.
– Надо же какая незадача, – покачал головой царь, – а сведи-ка ты меня с ней, Александр Николаевич.
– Сделаю, ваше величество, когда скажете. Только подобает ли царственной особе…
– Вот на завтра на шесть вечера и приведи ее. Да не через парадное веди. Не забыл, поди, тайные ходы?
– Не забыл, приведу, ваше величество.
– И еще… что ты думаешь про тайные общества? – перешел царь к волнующей теме.
– Тайные общества? Это какие же, сир?
– Масонские, например, или тот же «Союз благоденствия», или духоборцы различные.
– Я думаю, безвредные сии общества, сир. Ничем, кроме рассуждений о пользе Отечеству, они не занимаются.
