Ровно в означенное время спустилась вниз, на первый этаж, куда привозила контейнеры с обедом наш повар. За тремя столами уже сидели директор, бухгалтер, два пилота.
Мне не нужно было принюхиваться, чтобы узнать, что ест каждый из них, и что находится в огромной термосумке. Я различала все оттенки сдобы и сахара, знала, сколько соли положил второй пилот себе в тарелку, и прекрасно ощущала горьковатый аромат халапенью под толстой котлетой с пятьюдесятью процентами жира.
— Салли, как ты и просила, для тебя овощной салат и пирог с рукколой.
Я недоуменно глянула на женщину, что привозила нам еду. Странно, но прежде она казалась мне намного приятней. Круглое лицо, мелкие барашки вокруг красноватых щек. Теперь же ясно виделось, что женщина эта по-рысьи хитра, безжалостна и совершенно глупа. Иначе как ей могло прийти в голову предложить мне рукколу?
— Какая, мать твою, руккола? — взбунтовались мы вместе с моим несчастным животом. — Мясо, мясо у тебя есть?
Я ринулась к сумке, отбрасывая в сторону стулья, столы, бухгалтершу, что так неосмотрительно подняла свой зад, чтобы получше разглядеть причину скандала. Буквально вырвала у повара из рук огромный баул – термосумку, выбрасывая из него, как ненужные бумажки, то, что мне совсем не подходило: мультизлаковый хлеб, сладкий перец, зеленые яблоки, кус-кус.
Наконец, достигнув дна, извлекла кусок буженины, посыпанной ярким красным, переходящим в кровавое бордо жгучим перцем и с утробным рычанием вцепилась в него, как дворовый пес в кость.
Сок потек в глотку, губа немного растрескалась и туда устремились колкие пылинки адского перца, растравляя и без того ужасное состояние голода. Кусок буженины исчез, будто его и не было. Однако насыщения не было. Мясо только раздразнило аппетит, но все, что было съедобным здесь, в этом зале маленькой столовой заштатного аэропорта, только удивленно смотрело на меня широко раскрытыми глазами старика-директора, бухгалтерши, повара и двух пилотов. Все остальное было несъедобным. Ни пирог из рукколы, так любимый мной в прошлой жизни, ни чертов сельдерей, которым нужно было питаться, чтобы сохранять форму знойной красотки, ни насмешка над кофе из древнего кофейного аппарата.
— Боже, как я хочу есть! — ногти впились в мякоть ладоней, рев, вырвавшись из глубин души, ударился об окна и рассыпался пылью.
— Уитакер! — возмущенно призвал к порядку, вставая, один из двух пилотов. Кажется, Макс. — Уитакер! Возьми себя в руки! Я тебя не узнаю!
Мужчина подошел ко мне ближе, чуть нагнулся, чтобы взглянуть прямо в глаза.
Нахмурился и прищурил свои темные глаза.
— Ты голодна?
Я вдохнула его аромат – запах сильного мужчины среднего возраста. Его одежда еще сохраняла дух кабины и снега с улицы, и я знала, что он здоров, силен и стрессоустойчив. Почти как те парни с фотографий из интернета.
— О, ты себе не представляешь, насколько, — мурлыкнула, делая шаг к нему навстречу. Дыхание сбилось. Все смешалось – губы горели от перца, живот сводило от недостатка еды, а мужчина передо мной был очень, очень большим и очень, очень съедобным. Мое сознание лихорадочно заметалось: не представляла, что хочу сделать с ним в первую очередь. Трахнуть? Съесть? Вонзить зубы в шею, прокусив артерию и ощутить живительную силу горячей свежей крови?
— Салли, Салли, — он понизил голос, кажется, по-своему распознав мое поведение. — Давай не здесь.
