Джеспару показалось, что он бьётся прям там на поле. Это не схватка наёмника… это дело воина, который колит и рубит, полагаясь на храбрость и доблесть товарищей. Они собираются медленно в один отряд, разгоняя среднюю кавалерию, кого-то сбрасывая с лошадей и добивая. Колышущееся знамя поселяет силу, и они сражаются неистово. Крики и вопли, лязг мечей и звон стали звучат повсюду, но это не имеет значения перед знаменем и его сиянием.
Кавалеристы стали отходить, и «Волки» смогли сгруппироваться. Они выстоят, они смогут, они ещё не в таком бывали. Вновь взвились стрелы, только на этот раз они встретились со стеной щитов.
– Знам…
Голос капитана оборвался, ибо артиллерия дала о себе знать. Пушки посадили бомбы среди строящихся рядов, и они расцвели смертоносными огненными цветками. Откинуло и Джеспара, который наблюдал за тем, как в атаку перешла пехота. Стража и ополченцы со всего наскоку навалились на разбитые ряды. «Волки» пытаться обороняться, но численно их превзошли. Солдат попытался встать, но тут же осел… стрела пронзила его, а стражник довершил начатое коротким мечом. Тьма окутала взор Джеспара и последнее, что он услышал, это хрип командира, что отдался и убийственной досадой, мучительным бессилием:
– Знам-знамя…
Джеспар вернулся в реальность. Странное чувство его не опускает… ему кажется, что он что-то упустил, нечто важное выскользнуло из его рук… кажется, что он во что бы то ни было должен был удержать знамя. Но всё провалилось. Господствующее себялюбие и нарциссизм в Джеспаре колыхнулись, когда впервые за долгое время к ним подступила мораль и долг, просочившиеся от душ тех солдат. Наконец-то он почувствовал, какие мысли и ощущения у обычного ратника, сражающегося за родину, несмотря на волю политиков.
– Это была неожиданная атака, – аккуратно заговорил Джеспар. – Лучники врага нас прижали, кавалерия пригвоздила, а артиллерия довершила начатое. Враг напал, когда мы не ждали, – наёмник не веря себе, на последних словах испытал чувство сожаления.
– Верно… подлая атака, мы не ждали, что эндеральцы столь умны. Это был мой последний бой. Я не выпустил знамя из рук, даже когда меня окружило десять ополченцев… не выпустил и когда меня убили, – с сожалением прошептал призрак. – Кстати, как ты спасся?
– Я попал в плен к Конану, – вспомнил Джеспар как король рассказывал о том, как допрашивал пару кабаэтцев из «волков». – Он собирал несколько человек с поля, а потом нас отпустили… после достижения перемирия.
– Конан – проклятый бандит. Из-за его атаки половина наших осталась лежать в эндеральской земле, – гнев вновь сменился на спокойную речь. – К чему тебе понадобилось знамя?
– Коарек хочет вернуть стяг, чтобы восстановить отряд и увековечить о нём память, – придумал Джеспар. – Он займёт почтенное место в Кабаэте.
– Хорошо, – выдохнул дух. – Можешь его взять, оно покоится в саркофаге, – призрак мгновение помолчал. – Эх, я бы выпил с тобой чарку, помянул старые дни с однополчанином, но я всего лишь дух. А теперь прощай и береги его.
Экзархт Хансесси растворился с завыванием и Джеспар ощутил холодную длань одинокого присутствия в склепе. Он приложил руки к шершавой каменной глади и приложил силу. Плита поддалась, и наёмник смог увидеть его… в глазах Джеспара оно выглядит таким же, каким таким и оно было в видениях. Даже чувства те же взыграли в душе Даль’Варека… долг, верность и готовность идти до самой смерти за дело. Орёл и волк пестрят цветами, Джеспар провёл по ними ладонью, испытывая нечто странное и шепча:
