Мальцев испытывал некоторую зависть к авторам, сумевшим запечатлеть состояние такой вот одной, вмещающей весь мир фразой. И знал, что дано это далеко не всем.
«Есть ли смысл в литературе?» – подумал было он, но в этот миг свет на втором этаже погас, и ноги, плавно разгоняя ход, понесли его в сторону калитки.
– Ирка долго не верила, что ты из родительского комитета, – встретила его Евгения Александровна. – Сказала, что на родителя ты не похож.
– А на самом деле? Похож? – спросил он.
– Не знаю. Иной раз папы такие тюлени попадаются, что не подумаешь. А ничего – отцы…
– Я, наверно, тоже тюлень отчасти…
– С чего решил?
– Ребёнок у бывшей жены остался. Хотя… Есть, наверно, смысл и в том, чтобы исхитриться тупо размножиться и сбежать.
– Не знаю, есть ли в этом смысл… – Женя на секунду нахмурилась. – Кабы мне сказали, что будет двойня, да ещё мальчишки, я бы никогда замуж за их отца не пошла.
– Не понял? При чём тут?..
– Поймёшь со временем… – она отмахнулась. – Или не поймёшь… Ладно, это – мои мысли, больше ничьи… Разувайся и ступай в комнату. Я настольную лампу включила. Она чахлая, с улицы почти не видать. Если чё – может сойти за отсвет фонарей напротив…
Мальцев прошёл.
– Какое всё маленькое!..
– Меж тем это старшая группа. В младшей мебель ещё меньше. Садись на пол, а я напротив к шкафчику прижмакаюсь.
Банки на стол поставим. Большой стул один, но если ты сядешь на пол, а я на стул, нелеписто будет. Пить будем из детских чашек, если ты не против.
– Извини, не купил стаканчики. Привык, что такие вещи пьют из банок.
– Я из банки не хочу. Мы не в гаражах колдырим. Хочется чувства некоего… интима, что ли… Всё-таки в первый раз друг друга видим… Знакомимся…
Мальцев смотрел на Женю и не знал, о чём сказать. Тональность беседы, которую она задала, была совсем не такой, какая представлялась в минувшие три дня. У него по-прежнему чесалось укушенное плечо, а перед глазами продолжали мелькать три непохожие пары глаз.
– Ты та́к говоришь… – произнёс он наконец. – Я прям чувствую себя учеником восьмого класса, впервые провожающим после второй смены домой девочку из параллельного класса.
– Почему из параллельного?
– Потому что свой класс знаешь как облупленных. А параллель видишь только на переменах и разных там линейках… Вот – лицо вроде знакомое, а человека совсем не знаешь. При этом непонятно, о чём говорить…
– Да. Непонятно…
Женя усмехнулась.
– Ты, поди, ждал, что я сразу танцы-обниманцы устрою, как в прошлый раз?
– Если честно – не думал об этом… Просто захотелось тебя увидеть. И не проходит…
– А я думала, что ты наутро ничего не вспомнишь. Хотя тоже прикольным показался. Дурью помаялись, конечно… Но что-то зацепило. Олень такой, типа лось, всё время: «Ты кто?», «Я где?», «А ты кто?»
– Ну, давай знакомиться… Ты, Женя, давно воспитательницей работаешь?
– После пединститута сразу. Двенадцать лет, получается.
– И как думаешь: вот дети маленькие… Смогла б ты узнать ребёнка через много лет по характеру?
– Конечно смогла бы.
– Так уверенно?
Женя пожала плечами. Тёмные завитки волос отразили свет лампочки, будто зеркальце.
– Их же видно. Если кто собачонок, то и вырастет псиной… Другой как кот – всю жизнь будет ласки ждать… Кто белкой суетится, кто как хомяк… Иные вовсе как насекомые: слов не слышат, понимают только яркий свет и тапок. Такие и вырастут, только тапка бояться будут!
– И что, каждому место в матрице есть?
