– Как ты цепко всё замечаешь! – не то восхитился, не то усомнился Мальцев.
– Не хошь, не верь. – Женя пожала плечами. – Только тяга к успеху из семьи идёт. Мой отец вот служил на подводной лодке когда-то, а всю жизнь ветеринарит в родном колхозе. И мама никогда про успех не думала…
– Наверно, ты права… Меня мать учила уравнения решать, корни извлекать отовсюду – квадратные да кубические… А локтями и зубами и сама не умеет, и мне не вложила.
– Семь часов! – Женя улыбнулась в полумраке, так, что глаза её блеснули. – Можем идти. Допиваем последнюю – и одеваемся!
Мальцев разлил оставшийся джин-тоник по чашечкам.
– За знакомство!
– За знакомки, – кивнула Женя, и они едва слышно чокнулись посудой. – Пей и иди одеваться. А я ещё шорох наведу слегка.
– Проводить тебя можно?
– Можно. Только недалеко. До угла. Мало ли кто увидит?
Мальцев кивнул. От кипучей страсти недавней пьяной ночи ничего не осталось. Сейчас они расстанутся, и больше никогда он эту женщину не увидит. Что-то внутри стремительно остывало.
Он спустился по лестнице, обулся и стал ждать, когда спустится она.
– Не иди к парадному! – тихо сказала она сверху. – Выйдем через чёрный ход! Там крыльцо не освещено…
Он подал ей пальто и шапку. Несколько секунд спустя она всё это надела на себя.
– Пойдём?
И вдруг он быстро обнял её и поцеловал в щёчку.
– Вот те, ну те! – рассмеялась Женя. – Теперь-то, когда я в пальто, ничего ж не чувствуется…
– Ну и что? Пусть так!
– Пусть так, чем никак? Хорошо, пусть!
Она тоже резко обняла его и чмокнула, так что он не успел приготовить губы.
– А теперь пойдём!
На улице начиналась вьюга. Похолодало. Маленькие, но уже не мокрые снежинки кололи щёки так, что постоянно хотелось моргать и чесать нос.
– Вот здесь тропинка, – показала Женя. – Так ближе, чем через калитку.
– Сумку дашь? – предложил свои услуги Мальцев.
– Она лёгкая… Так вы с моим мужем друзья или нет?
– Не знаю. Он – друг Матеуса, и я – друг Матеуса… Зайкина, в смысле! Правда, мы иногда пересекались и без Зайкина.
– Да? Это где? – Женя резко остановилась.
– В литстудии «Тритон» от Союза писателей. Я давно туда хожу, а Юра появился недавно. Правда, ходит редко…
– …Тоже, что ль, писатель? – она бросила на Мальцева недобрый взгляд. – Я думала, только мне шизанутый достался!
– Скажешь тоже: писатель! – ответил он ей в тон. – Вот Лев Толстой – тот шизанутый! А мы – так, чай ходим пить с булочками… Я помню, Юра что-то о древней Руси писал, о битве с половцами…
Женя поморщилась.
– Да, ему русская старина нравится… – произнесла наконец. – Не знаю, какой он писатель… Я его писюном зову, когда злая. Так вы друзья?
– Почему ты спрашиваешь? Да так настойчиво…
– Потому что у меня правило: не контачить с друзьями мужа. Плохо, что ты вообще с ним знаком…
Мальцев вдруг вспомнил, как Юрка хвалил его «Сказку» и от души тряс руку. Сказал, что хотел бы научиться писать так же хорошо.
– Приятели, – сказал он, чуть подумав. – Или даже просто знакомые. Мне никогда не был интересен его мир, как и ему – мой.
Женя пристально посмотрела Владимиру в глаза.
– Запомни: ты сказал «просто знакомые!»
И вдруг взяла его под руку. Впрочем, пройдя так несколько шагов по узкой тропинке, отпустила.
– Трассу не проложили, черти корявые…
Улицы были пусты. В свете фонарей летящие снежинки блестели словно кусочки стекла и продолжали безжалостно колоть лицо. А они шли и разговаривали. Прошли мимо угла, о котором сказала Женя, и ещё два квартала… Женя рассказывала Мальцеву о времени своей юности в райцентре соседней области, он ей – о школе, где учился с Зайкиным, и немного об армии.
