Там хоть помощник что-то лопотал, а здесь Никоненко один…
Я пошел в отделение. Там идти-то: сюда и направо…
Зашел в большое фойе квадратной формы с тремя стульями у дверей. Два стула у двери в пенсионное отделение и один у двери в наше, призывное. Большое окно хорошо освещало помещение утренним светом. На подоконнике, несмотря на наличие стульев, сидели два парня, по виду призывники, и сонно смотрели на меня.
– Слезли с подоконника, – рявкнул я.
Они слезли, но не проснулись.
Я открыл выданным мне ключом крашеную фанерную дверь. Ну, то есть когда-то очень давно крашенную. Вошел. Вот тут огляделся. В отделении было три проходных помещения, из них две общих комнаты и в тупике кабинет начальника 2-го отделения с табличкой на двери «Подполковник Конев С. А.».
По внешнему виду комнаты ничем меня не удивили. В дивизии было все то же. Зеленые панели, полированные столы, хрупкие стулья, шкафы с не закрывающимися с фабрики дверцами… Или где их там лепят…
Хлопнула дверь. Я обернулся. На меня с любопытством смотрела молодая женщина.
– Доброе утро, – поздоровалась она, – мы знали, что вы сегодня придете…
Ее звали Нина Михайловна. Я тоже представился. Потом подошла еще одна молодая женщина, Наталья. И еще одна, постарше. Людмила Николаевна. Поговорили. Я спросил про ребят с подоконника.
– Это деревенские призывники. Автобусы по району теперь редко ездят. Добираются кто как может. А этих, видимо, кто-то подвез утром до города… Дежурные их пускают, к нам же приехали…
– А обратно?
– Пешком. Или опять на попутках. Май месяц, не зима. Зимой, бывает, у нас, на призывном пункте ночуют. Да тут километров 15—20 всего. Самые дальние – 30 километров… Им это как нам до магазина через дорогу, одно удовольствие…
Женщины засмеялись. Мне что-то это удовольствие показалось сомнительным.
Конева почему-то не было. А время… 8:30 уже, рабочий день начался.
– А где начальник отделения? – решил уточнить я.
– Он к комиссару пошел, – ответила Людмила Николаевна.
Я поднялся и пошел на второй этаж. Проходя мимо Никоненко, узнал, что комиссар интересовался, прибыл ли я, а если прибыл, то куда делся…
Постучав, я вошел в кабинет к полковнику Киселеву. Валерия Анатольевича я знал по приключениям, предшествовавших моему переводу в военный комиссариат. Сидевшего у него подполковника я не знал, но логика подсказывала, что это мой начальник отделения Конев.
Я доложил о прибытии.
Киселев поднялся и пожал мне руку. Конев последовал его примеру.
Военком уселся обратно в кресло и, наклонившись над шипящим ящиком, нажал клавишу.
– Собери ко мне народ к… 9:00, – сказал он.
Ящик что-то хрипнул. Я не понял, что, хотя и сидел недалеко. Видно, распознавание слов, исходящих из этого селекторного устройства, возможно только при наличии опыта.
– Да, всех, – сказал военком и отжал клавишу.
– Ну, что, отдохнул две недели у Зайцева? – спросил он.
Тон и смысл слов говорил о том, что полковник шутит. А может, и не шутит. Может, и правда, сейчас самая работа и начнется. А там, в облвоенкомате, была просто разминка. Забегая вперед, надо признать, что так оно и оказалось. Конев улыбнулся. Я на всякий случай тоже.
Ровно в 9:00 в дверь военного комиссара постучали, и кабинет наполнился людьми, как в военной форме, так и в гражданке.
После представления меня коллективу военком гражданский народ отпустил, а военных оставил. В 9 часов по понедельникам он всегда проводил совещание. Не смотря на то, что военком говорил по-русски, я мало что понимал из того, что он говорит, хотя слушал внимательно. В основном обсуждали мобилизационные вопросы. На носу, как выяснилось, была областная проверка, а в 95-м году ожидалась окружная. Для меня это тоже было странным. Из дивизии проверки вообще не уезжали, один состав проверяющих менялся другим, а сами проверки не прекращались никогда. А тут, оказывается, то же самое…
